«Может, Бог даст, мир снова обретет здравый смысл, и она сможет познать простые радости жизни».
Оказывается, задумавшись, он застыл перед прилавком с сырами, и старая женщина в сером платье спрашивала его, что он желает. Он выбрал самый скромный вариант, расплатился мелкими монетами, с улыбкой поблагодарил хозяйку быстро пересек улицу и направился в булочную, где купил длинный золотистый батон еще теплого хлеба. С того момента, как оставил свою комнату, и до самого возвращения он ни с кем не перекинулся ни словом.
Снова усевшись у окна, он возобновил свои наблюдения.
По дороге Кэт была спокойна и едва произнесла несколько слов до очередной остановки у ручья.
— Какие ужасы эта женщина рассказывала — стыдно слушать, что такое происходит! Красть у человека вообще недостойно, — заговорила она, процеживая воду через шелк, но ограбить его так, чтобы он лишился всех средств содержать семью, совсем другое дело. Это самое ужасное воровство.
— Они украли у этих крестьян все. Жак Боном[13] — добрый крестьянин. Самый тяжкий его грех в том, что он родился не богачом.
— Мы все рождаемся во грехе, но родиться бедным вовсе не грешно. Грешно не стараться приумножить свое добро.
— Французские лорды лишили своих подданных этой возможности.
— Тогда я тоже восстала бы, если бы со мной так обращались, — сказала Кэт, — а то стыдно было бы предстать перед лицом Господа. Не могу понять, почему Он не позволил вам победить. — Она в недоумении покачала головой. — Наверное, ваше поражение — часть какого-то плана, какого-то великого замысла, поскольку Бог наверняка не спускает с вас глаз. Нам неведомы Его пути.
Ее слова, казалось, рассердили Гильома.
— Бог тут ни при чем, просто нам не повезло! Если бы не появились эти два рыцаря, мы захватили бы жену королевского сына и запросили немало за ее голову.
— Не может быть, чтобы вы так поступили с леди!
— Почему? Только потому, что она родилась в королевской семье? Ее муж запросто поступает так со своими подданными, часто совсем по пустячному поводу. Почему бы ей не разделить их судьбу? Если ценой ее головы мы могли купить тысячу плугов, по-моему, такой обмен был бы только разумен.
Молодая женщина, чье пленение могло обеспечить покупку куда больше тысячи плугов, невольно приложила руку к шее и сказала:
— Может, для тебя это честный обмен. Но, уверяю тебя, она вспахала бы все французские земли собственными руками, лишь бы ее голова осталась на шее.
Гильом усмехнулся.
— Нужно жить ее жизнью, чтобы понять эту точку зрения. Теперь она под защитой Наварры, и у меня нет возможности выяснить, так ли это. Пока. Однако подождем и увидим.