– Где он? – набравшись решимости, подошла императрица к мужу. На мир опустилась ночь. Небо и океан смешались в пятне сверкающих брызг, вылетающих из-под носа судна, окатывающих жалкую кучку людей, сгруппировавшуюся на палубе. Оставалось лишь чувство, что во всей реальности оставались неподвижными доски обшивки корабля, а остальное катилось в тартарары. Леон указал движением подбородка на дверь, ведущую в каюту капитана.
– Он там, – атлант печально усмехнулся, – Но… Будь осторожна.
Недоумевая от его слов, Дриана постучалась. Ответом стал сухой скрипучий голос древнего старика, так непохожий на прежний повелительный баритон Эрика.
– Войти, Дриана.
Императрица тихой тенью скользнула в комнату. Ее глаза медленно адаптировалась к сиянию одинокой свечки, силящейся разорвать мрак вечного покой. На белом фоне скомканного белья кровати она с трудом разглядела нечеткие лихорадочные черты лица Эрика. Разглядела – и содрогнулась. Перед ней лежала развалина, а не человек.
– Что с тобой случилось? – сочувственно спросила она, не узнавая в представшем видении друга.
– И тем не менее, это я, – заверил ее Эрик и начал монолог, который Дриана при всем своем желании не смогла бы прервать. Как когда-то на корабле, несущим их в Атлантиду.
– Первым неладное заподозрил Леон. Он наблюдал, как я угасаю, приобретая истинный возраст. Он силился прервать поиск, но неведомая сила толкала нас дальше на поиски скорбного груза. Орланда и Анаиру мы обнаружили, когда я был не в состоянии без посторонней помощи подняться с постели. Океан не тронул их. Они умерли, вероятнее всего, во сне. Пустыня воды – и посередине абсолютно пустой корабль. Мы не нашли там более никого, все матросы исчезли. Только в спальне на кровати возлежало два трупа, не тронутых зловонным дыханием смерти. Их погрузили, и мы отправились в обратный путь. По пути я превратился в полную развалину. Остальное ты знаешь.
– Почему ты не захотел видеть Науру, – мягко поинтересовалась Дриана.
– Потому что она видела меня лишь в роли сильного властного повелителя, чуждого болезням и старости. Только ты знаешь, какой я на самом деле. Впрочем, хватит об этом. Я позвал тебя, чтобы исповедаться перед тобой.
– Но я уже давно не служительница культа, – возразила ему атлантка.
– Без разницы, – Эрик слабо улыбнулся, – Я просто хочу, чтобы ты все знала обо мне. Дриана, ведь я едва не влюбился в тебя, когда впервые увидел на Риносе. Бунтующая прекрасная девушка с непокорными глазами и разбитым вдребезги сердцем – кто бы смог устоят перед таким искушением. Но я самодовольно решил, что не стоит еще больше будоражить твой внутренний покой, считая себя злым гением человечества. Каким же я был дураком, Дриана! Отступив в сторону, мне не оставалось ничего иного, как наблюдать за развитием твоего романа с Леоном. Я получал удовольствие от самобичевания и самопожертвования, вороша пепел воспоминаний о Гести. А я мог бы сделать тебя счастливым. Накануне твоей свадьбы я вдруг осознал, что не ты нуждалась в моем покровительстве, а все мы находились под твоей неусыпной защитой. Тогда же меня пронзила мысль о том, что потерял величайшее счастье в мире: быть твоим мужем. Леон получил мои подробнейшие инструкции. Пожираемый завистью, я пригрозил ему, что уничтожу его, если он станет причиной хотя бы одной твоей слезинкой. Впрочем, это было излишнем. Я женился на Науре, гонясь за призраком Гести. Наверное, она так и не поняла причины моей заинтересованности в ней. Издалека я всегда казался каменным истуканом без эмоций. Но позже мне пришлось до дна испить последствия своей ошибки. Власть испортила Науру, превратив в глупую пустышку. Только единственное благое дело совершила она в своей жизни, родив Ронни. А ты находилась за тридевять земель в объятьях другого. Я молился, Дриана, я каждый день молил небеса, чтобы случилось нечто такое, чтобы навек разлучило вас, чтобы открыла тебе глаза на мою любовь. Я хотел, чтобы ты была моей не только телом, но и душой. И произошло самое ужасное: мои мечтания сбылись. Но Боже, как я сожалею. Прости меня, если сможешь, прости. Ты с Леоном созданы друг для друга, жаль, что я понял это так поздно.