Подайте что-нибудь бродячим музыкантам (Сергеев) - страница 3

Но все это думаешь как-то тихо и незлобно, а даже с каким-то юмором.

И к нам вдруг, уже довольно далеко отошли - какая-то девушка подошла, симпатичная такая, хорошая - и спросила: не из церкви ли мы идем? Почему она решила, я потом у жены спрашивал, значит, видно? А она говорит: конечно, и девушка еще спросила, кончилась ли служба? А я ей сказал, что сейчас кончилась, но что будет еще всю неделю и можно будет прийти и завтра, и послезавтра. Интересно, она ходила?

Святой человек из Антверпена

Уютно набил трубочку. Жена рассказывала: ехала в метро днем. По делам, вся озабоченная. И вдруг кто-то сзади за волосы тихонько дергает (у нее волосы длинные). Оглядывается: бомжи - парень молодой с мамой. Причем парень такой… незлобивый, какой-то весь очень веселый. (А мама ест булку с маком и в разговоре не участвует. Причем они похожи, то есть видно, что это мама.) Жена пугаться не стала. Видно же, что они нормальные. - Слушай, - вдруг говорит парень моей жене, - а ты не знаешь, можно ли на электричках доехать до Антверпена? - И смеется. Тут жена немного испугалась. Запоздало. Решила, что он пристает или стебается. Потом все как-то немного неожиданно. В метро же все погружены в свои мысли. Народу много, но все по одному. Как тени. - Не знаю, - говорит жена, - в принципе, наверное, можно. Но парень на ее слова не очень среагировал. То есть вообще не среагировал. Как и положено психу. - Я, - говорит, - там уже был один раз. С одним негром. На электричках. - И смеется. - Нас арестовали и отправили назад. Мы шли по шпалам, и нас арестовали. Я теперь здесь визу делаю, - говорит. - Шенгенскую. В Лондон собираюсь. Легально.

Так и сказал: “легально, шенгенскую”… Жена немного успокоилась, все же видит: человек, хоть и не в себе, но мирный и как-то настроен нормально. И говорит ему: молодец. Чтобы подбодрить. Мы же интеллигентные люди, да? Малых сих и все такое. А он пошел дальше. Засмеялся еще раз. И говорит: ну, пока. Отошел немного, по вагону, а потом вернулся. - А, - говорит, - тебя как зовут-то? И как-то он это очень по-деловому спросил. Типа записную книжку сейчас достанет и запишет. И тут, - сказала жена, - я почему-то снова испугалась. И говорю (с испуга): не знаю.

А он повторил - видно, думал что она не расслышала: - нет, как тебя зовут? И тогда, - сказала жена, - я придумала какое-то имя, типа Оля. И сказала ему. Он сказал: а меня Сережа.

Автор: а, собственно говоря, это меня так зовут. И - сделал затяжечку.

И еще, одновременно, я подумала, - сказала жена, - что он блаженный и что какой-то совсем не грязный, а я бы даже сказала - чистый. И лицо какое-то чистое и одежда. Может, они из ночлежки ехали? Говорят, такие сейчас есть. И я подумала, что это, наверное, хорошо, встретить блаженного - так считается, да? А он, бомж этот, он почему-то очень обрадовался моему имени, причем как-то по-настоящему и говорит мне: очень приятно. И он так это сказал, что было видно, что ему действительно приятно, что это не просто затертая формула, как на работе или там везде у нас, нормальных людей. А потом он говорит: ну, пока. А уже, собственно, к станции подъехали. “Спортивная”, что ли. По этой ветке. И ему на этой станции, видно, надо было выходить. И, уже на выходе, типа мы прощаемся, он и говорит: ну, ладно, Оля. Земля-то большая, встретимся где-нибудь. И вышел. И мы помахали друг другу руками типа buy-buy, типа мы с ним где-нибудь в клубе попрощались, в “Б-2”, и он со своей мамой, которая, как я уже говорила, на протяжении всей мизансцены молча ела булку с маком, вышел.