7. Так говорил Элеазар. Но его мнение отнюдь еще не разделяли все
присутствовавшие. Одни хотя спешили [443] принять его
предложение и чуть не возликовали от радости, так как смерть они считали
великой честью для себя, но более мягкие охвачены были жалостью к своим женам и
детям, а так как эти тоже видели перед глазами свою верную гибель, то они со
слезами переглядывались между собой и тем дали понять о своем несогласии.
Элеазар, заметив, что они устрашены и подавлены величием его замысла, побоялся,
чтобы они своими воплями и рыданиями не смягчили и тех, которые мужественно
выслушали его слова. Ввиду этого он продолжал ободрять их и, глубоко
проникнутый величием охватившей его мысли, он повышенным голосом, устремив свой
взор в плачущих, сам себя вдохновляя, начал говорить великолепную речь о
бессмертии души.
«Жестоко я ошибался, начал он, если я мечтал, что предпринимаю борьбу за
свободу с храбрыми воинами, решившимися с честью жить, но и с честью умереть.
Оказывается, что вы своей храбростью и мужеством нисколько не возвысились над
самыми дюжинными людьми, раз вы трепещете перед смертью тогда, когда она должна
освободить вас от величайших мук, когда не следует медлить или ждать чьего-либо
призыва. От самого раннего пробуждения сознания в нас нам внушалось
унаследованным от отцов божественным учением – а наши предки подкрепляли это и
мыслью, и делом – что не смерть, а жизнь – несчастье для людей. Ибо смерть
дарует душам свободу и открывает им вход в родное светлое место, где их не
могут постигнуть никакие страдания. До тех же пор, пока они находятся в оковах
бренного тела и заражены его пороками, они, в сущности говоря, мертвы, так как
божественное с тленным не совсем гармонирует. Правда и то, что душа может
великое творить и будучи привязана к телу, ибо она делает его своим
восприимчивым орудием, управляя невидимо его побуждениями и делами, возвышая
его над его смертной природой. Но когда она, освободившись от притягивающего ее
к земле и навязанного ей бремени, достигает своей родной обители, тогда только
она обретает блаженную мощь и ничем не стесняемую силу, оставаясь невидимой для
человеческого взора, как сам Бог. Незрима она, собственно, во все время
пребывания своего в теле: невидимо она приходит, и никто не видит ее, когда она
опять отходит. Сама же она неизменна, а между тем в ней же лежит причина всех
перемен, происходящих с телом. Ибо чего только коснется душа, все то живет и
процветает, а с чем она разлучается, то вянет и умирает – такова сила
бессмертия, присущая ей. Наиболее верное доказательство того, что я вам говорю,
дает вам