3. Тогда Ирод велел пытать отдельно каждую рабыню. Все показания последних в
общем согласовывались между собой и выяснили еще то обстоятельство, что поездка
Антипатра в Рим и отъезд Ферора в Перею были заранее обдуманы и предприняты по
взаимному соглашению. Часто они выражались таким образом: раз Ирод справился
уже с Александром и Аристобулом, то он еще доберется к ним и их женам; после
того как он задушил Мариамму и ее детей, то никто не может ждать от него
пощады; лучше всего поэтому по возможности не встречаться с этим кровожадным
зверем. Часто Антипатр жаловался своей матери: он уже поседел, а отец с каждым
днем становится все моложе, и он, вероятно, еще должен будет умереть, прежде
чем вступить в правление. Но пускай даже отец опередит его смертью, – когда же
это будет? – то во всяком случае царствование принесет ему кратковременную
радость. Головы гидры – дети Аристобула и Александра – растут, а виды для его
собственных детей отец у него похитил, потому что в завещании он преемником его
(Антипатра) не назначил ни одного из его сыновей, а Ирода, сына Мариаммы.
Впрочем, в этом отношении он не более как старый простофиля, если воображает,
что его завещание после смерти его останется в силе: он уже позаботится о том,
чтобы никто из его потомков не остался в живых. Никогда еще отец так не
[123] ненавидел своих детей, как Ирод, но его братская
ненависть простирается еще выше; недавно только он дал ему 100 талантов за то
лишь, чтобы он ни слова не вымолвил с Ферором. На вопрос последнего: «Что я ему
сделал худого?» – Антипатр ответил: «Мы должны почитать себя счастливыми, что
он, отняв у нас все, дарует нам хоть жизнь. Но невозможно спастись от такого
кровожадного чудовища, которое даже не терпит, чтобы открыто любили других.
Теперь, конечно, мы вынуждены скрывать наши свидания; но вскоре мы это будем
делать открыто, если только мы будем мужественны и смело подымем руку».
4. Так показали служанки, подвергавшиеся пытке; дальше они сообщили, что
Ферор имел в виду бежать вместе с ними в Перею. Упоминание о 100 талантах
придало в глазах Ирода достоверность всем прочим их показаниям, потому что об
этом он ни с кем не говорил, кроме Антипатра. Прежде всего его гнев разразился
над Доридой – матерью Антипатра: он отнял у нее подаренные ей раньше
драгоценности, стоившие много талантов, и прогнал ее во второй раз. Женщин
Ферора он помиловал и велел вылечить их от ран, причиненных им пытками. Сам же
он был повергнут в такое отчаяние, которое лишило его всякого самообладания:
самое ничтожное подозрение подымало бурю в его душе; массу невинных он поволок
к пыткам только для того, чтобы не обойти ни одного виновного.