Жареные зеленые помидоры в кафе 'Полустанок' (Флэгг) - страница 72

Однажды в пасхальную субботу я сидела в церкви, и преподобный Скроггинс рассказывал о вознесении Господа нашего на небеса. Я закрыла глаза и подумала: вот бы протянуть руки и вознестись на небо к Иисусу и принести домой маленького ангела для Клео. Я очень молила Господа, и вдруг луч солнца пробился сквозь верхнее стекло и осветил меня, словно прожектором. Луч был яркий, прямо ослепительный, и до конца проповеди я сидела, с ног до головы облитая светом. Преподобный Скроггинс говорил потом, что не мог оторвать от меня глаз: волосы мои прямо огнем пылали, а сама я вся светилась. Он сказал: "Вы на удивление удачно выбрали место в ту субботу, миссис Тредгуд".

Но я-то знала: это Бог тогда подал мне знак, что мои молитвы услышаны. Аллилуйя, Христос воскрес! Да, Господь воистину воскрес.

Мне было тридцать два, когда родился Альберт.

И трудно было найти отца счастливее, чем Клео Тредгуд.

Альберт родился крупным ребенком. Весил двенадцать с половиной фунтов. Мы тогда жили все вместе, и мама Тредгуд с Сипси возились со мной наверху, а Клео ждал в кухне вместе с остальными. В тот день из кафе пришли Иджи и Руфь, и Иджи притащила бутылку виски "Дикая индейка". Она налила немного в чайную чашку и протянула Клео, чтобы он успокоился. Это был на моей памяти единственный случай, когда Клео выпил спиртного. Иджи-то понимала, каково ему тогда было. Она сама через это прошла, когда Руфь рожала.

Говорят, когда Сипси протянула Клео малыша, тот прямо разрыдался. А больше он никогда не плакал... до тех пор, пока мы не обнаружили, что с малышом не все в порядке. Случайно заметили, что ребенку трудно сидеть. Он очень старался сесть, но все время опрокидывался. И не ходил почти до двух лет. Мы его таскали по всем врачам Бирмингема, но они не могли понять, в чем дело. Наконец Клео сказал: наверно, придется свозить его в клинику Майо, может, там чем-нибудь помогут. Я нарядила Альберта в морской костюмчик и фуражку. Помню, был холодный январский день, и когда Клео с малышом сели в вагон, и поезд тронулся, Альберт стал крутиться у него на руках, - меня искал.

До чего тяжело было смотреть, как они уезжают! Я пришла домой с таким ощущением, будто у меня вырвали сердце. Альберта держали там три недели, все обследования провели, и каждую минуту, пока их не было, я молилась: "Господи, пожалуйста, пусть у него ничего не обнаружат, пусть мой мальчик окажется здоров!"

Когда Клео вернулся, он сначала ничего мне не сказал, а я и не спрашивала. Наверно, не хотела знать. Он привез фотографию: они с Альбертом сидят на каком-то полумесяце со звездами позади. Этот снимок я до сих пор храню и не расстанусь с ним за миллион долларов.