– Но, к сожалению, даже самую блестящую идею можно загубить, – продолжил он. – После смерти Кукуйонена, программу по колонизации Марса потихоньку начали сворачивать. А к моменту появления Гунна и Йорина ничего, кроме накопившегося напряжения между планетами от этой программы не осталось. А когда на эту ситуацию наложились религиозные разногласия, пожар войны было не остановить.
– А у Йорина были другие взгляды на веру?
– Различия были принципиальными. Йорин, в отличие от своего оппонента, говорил, что основная задача человека и человечества понять своё предназначение в этом мире, какая роль уготована нам.
– Короче, в чём смысл жизни, – уточнил я.
– Да, – кивнул Джос. – И Йорин считал, что человеческая чувственность – это огромный дар, которым мы не знаем, как распорядиться.
– Возможно, – согласился я.
– Соответственно Йорин относился к Природе. Для него человек – был неделимой частью окружающего мира.
– Ясно. Полнейший антагонизм, – заключил я.
– Да, – согласился он.
Джос покинул меня на время. Он разговаривал со своими людьми, я слышал его голос через перегородку, но не мог разобрать слов.
Я провёл языком по зубам. Из дёсен всё ещё сочилась кровь. Хорошо, хоть ни один зуб не сломали – больше всего боюсь остаться без зубов. И глаза с трудом закрываются – синяки набухли, мешают. И спину ломит, хоть плачь. Эх, энергии бы сейчас или коньяку.
Я был безмерно рад тому, что здесь меня не будут бить. Мне был откровенно симпатичен Джос. Не знаю, чем он занимается и какой у него интерес, но, как мне показалось, он из той породы людей, на которых можно положиться. Конечно, он в какой-то мере идеализирует соседнюю планету, но, в конце концов, это его право. Каждый из нас страдает этим в какой-то мере. Только объект идеализации у каждого свой. Он вернулся.
– Всё в порядке? – спросил я. Он сел за стол.
– Да. Знаешь, что пришло мне в голову?
– Нет. Он улыбнулся.
– Нам стирают память о деторождении.
– Я в курсе.
– А вам нет.
– А нам нет…– я растерялся. К чему он клонит?
– С одной стороны вполне естественно, что на вас это не должно распространяться. Но в таком случае, система должна не давать контактировать землянам и марсианам, чтобы такого не случилось.
– Я не понимаю, что ты хочешь сказать? – признался я.
– Я просто рассуждаю. Вы знаете то, что нам знать нельзя.
– Так, – я следил за его мыслью.
– Обычные марсиане и обычные земляне друг с другом не контактируют. А работники дипслужб вынуждены это делать. Это неизбежно. Пока ещё я не понял, к чему он ведёт, но с этим согласился.
– Возможно, дипломатическим работникам чаще стирают память, – предположил он.