Паршивая идея – встречаться в этой пещере, думает он. Элизабет винить ни к чему, ей это и в голову бы не пришло: подходы к месту встречи слишком опасны, слишком на виду… Короче говоря, паршивая идея.
Но сейчас уже слишком поздно.
Он пробирается по тропе, пока она не кончается на узком мысу. Пещера – прямо перед ним.
Она больше, чем он думал: в ней встали бы плечом к плечу десять человек, максимальная высота потолка – по меньшей мере десять футов, а формой она напоминает большую опрокинутую чашу. Он различает внутри слабое свечение фонаря и тень человека. Тим вынимает пистолет, держит его сбоку, пониже, и входит. Под его ботинками похрустывают камешки, усеявшие пол.
– Бобби? – Это голос Монаха.
Тим не отвечает. Не хочет, чтобы на его «да» откликнулись пулей в грудь.
– Бобби? – снова спрашивает Монах. – Это ты?
Тим ждет, пока его глаза привыкнут к сумеркам пещеры. Он хочет получше разглядеть Монаха. Насколько он может видеть, тот один. Стоит один в пещере, в руке у него фонарь, у ног – спортивная сумка.
– Привет, Монах.
– Ты – желанный гость, Бобби, – произносит Монах и идет вперед, растопырив руки для классических мужских объятий.
Тим поднимает пистолет.
– Не-а, – произносит он, качая головой.
– О Бобби, – говорит Монах обиженно, с разочарованием. – Ты просто параноик, старина.
– Что за неувязка с доном Уэртеро? – спрашивает Тим.
– Я ничего про это не знаю, – отвечает Монах. – Я спрашивал, говорил со всеми нашими распространителями. Nada.
– Тогда скажи «спокойной ночи», Монах, – произносит Тим. Он направляет ствол Монаху между глаз.
Колени у парня начинают стучать. Реально стучать друг об друга, черт дери, и Тим думает: хорошо, что Монаху не пришлось сидеть в тюрьме, потому что иначе из него получилась бы универсальная подстилка. Всеобщая подружка. Тим понимает, что, если Монах знает правду, сейчас он ее из себя извергнет.
– Ты меня подставил, Монах, – говорит он. – Ты меня подставил с Уэртеро.
– Это не так, Бобби. – Но голос у Монаха становится тонким и визгливым.
– А с тайцами ты тоже меня надул? – интересуется Тим. – Облапошил меня в Бангкоке?
– Бобби…
– Ты когда-нибудь видел тайскую тюрьму изнутри, приятель? – дожимает его Тим. – Это тебе не у нас на пляже.
– Бобби, я…
– Давай-ка уладь свои дела с Богом, – советует Тим, начиная нажимать на спуск, – потому что ты уходишь, Монах.
Монах явно психует. Он падает на колени и начинает молиться:
– О Господи, я всем сердцем сожалею, что оскорблял Тебя. И я раскаиваюсь во всех грехах своих, не из страха геенны огненной, но потому…
Это не совсем та исповедь, которую имел в виду Тим, поэтому он прижимает пистолет Монаху ко лбу и произносит: