– И все-таки она красивей моей, – сказала Рамборг. У нее самой ручки были маленькие и белые, но с короткими пальцами и четырехугольными ногтями,
– Нет, янедаром говорю, – почти гневно повторила она, когда Кристин, улыбаясь, покачала головой. – Ты и сейчас все еще так хороша, как я не была никогда. И отец с матерью всегда любили тебя больше, чем меня, хотя ты навлекла на них срам и горе, а я была покорной и послушной дочерью и отдала свое сердце тому, кого они больше всего хотели назвать своим зятем, – и все-таки они любили тебя куда больше…
– Нет, сестра. Они равно любили нас обеих. Будь счастлива, Рамборг, что ты не принесла им ничего, кроме радости, – ты не знаешь, каково тому, кто несет на своих плечах бремя раскаяния. Но они были моложе в ту пору, когда я была молода. Может, поэтому они разговаривали со мной чаще, чем с тобой.
– Мне кажется, все были моложе в ту пору, когда ты была молода, – сказала, вздохнув. Рамборг.
Вскоре она заснула. Кристин сидела, глядя на сестру. Как мало она ее знала! Когда Кристин вышла замуж, Рамборг была ребенком. В ней и теперь еще сохранилось много детского. Точно испуганное, бледное дитя, сидела она над постелью больного сына, точно дитя, которое напрягает все силы, чтобы не сломиться от страха и горя.
Иные животные останавливаются в росте, если слишком рано произведут на свет детенышей. Рамборг не было шестнадцати лет, когда у нее родилась дочь, и с тех пор она словно бы перестала взрослеть. Она осталась маленькой и хрупкой, не расцветши и не созрев. Она родила только еще одного ребенка, хилого мальчика, красивого, ласкового и веселого, но маленького и тщедушного; он поздно научился ходить и до сих пор еще говорит так плохо, что только те, кто постоянно возился с ним, разбирали его лепет. К тому же он не любил и боялся чужих, так что Кристин до сих пор почти не брала на руки племянника… О, если бы господь бог и святой Улав сжалились над ними и даровали жизнь бедному крошке, она благодарила бы их до конца своих дней! Его бедная мать сама еще дитя, ей не перенести этой утраты… Кристин понимала, что и для Симона будет страшным ударом, если он лишится единственного сына…
Видя, как Симон терзается страхом и горем, Кристин с особенной силой почувствовала, насколько ей дорог ее зять. Теперь она понимала, почему ее отец так любил Симона, сына Андреса. И все-таки она не знала, разумно ли поступил Лавранс, поторопившись выдать за него Рамборг. Глядя на свою спящую хрупкую сестру, она думала, что Симон все-таки слишком тяжел, стар и тучен, чтобы годиться такому ребенку в мужья.