— Русский журналист, храбрый и образованный! Умный, не нам чета! — явно издеваясь пел, глядя мне прямо в глаза осетин. — Так скажи нам, где твоя Россия? Где ее танки, ее самолеты, где ваши десантники? Что бросили опять, трусливые бабы?! Опять обосрались, сволочи?! Вы обещали нам защиту, так где же она? Где? Что ты молчишь?!
Мне действительно нечего было ответить молодому ополченцу, его обвинения пусть бестолковые, пусть горячечные, тем не менее били точно в цель. Я только что сам был в миротворческой части и успел четко понять, что миротворцы не смогут вмешаться в разворачивающийся кошмар, что они не могут защитить даже себя, не то что методично стираемый с лица земли тяжелой техникой город. Так что осетин сейчас был полностью прав. Похоже, мы вновь предали их, как не раз уже делали это, вот только те предательства не приводили к фатальным последствиям, в этот же раз происшедшее, скорее всего, будет непоправимо. Судя по всему, грузины полны решимости идти до конца. А каким будет этот конец, если Россия всей своей мощью не вмешается и не остановит вспыхнувшую здесь драку, можно даже не гадать, и так все предельно ясно.
— Что же ты молчишь, русский? — издевательски склонил голову на бок ополченец. — Это ведь вы, русские, говорили нам, что не надо держать здесь тяжелого вооружения. Это ведь вы говорили, что наша армия должна располагаться не ближе Джавы. Вы говорили: мы полностью контролируем ситуацию, можете на нас положиться… Вы говорили: это не ваше дело, соблюдайте договор по свободным от вооружений зонам, держитесь подальше от грузинской территории, а вашу безопасность мы обеспечим. Так говорили нам русские… так что же ты молчишь теперь, когда грузины вбивают нас снарядами в землю? Скажи нам, где же ваша помощь? Где великая страна, которая обещала нам свою защиту?
Слово «великая» он выделил голосом с таким презрением, что словно плюнул им мне в лицо. Правы все-таки диалектики, все возвращается… Сплошное дежа вю… Ополченец будто раздваивался, расплывался у меня перед глазами и сквозь его черты проступали совершенно другие, тоже смотрящие на меня с презрительным разочарованием. Лицо старой высохшей осетинки, ведущей по горной дороге доверчиво цепляющуюся пухлыми неловкими пальчиками за ее руку кудрявую девчушку. Все поплыло перед глазами, я кажется, покачнулся, не в силах устоять на ногах. Как сквозь вату донесся до меня из другого угла холла спокойный и рассудительный голос:
— Отстань от русского, парень. Разве он виноват, что его страной правят трусливые ублюдки, не держащие слова? Что ты сейчас от него хочешь?