– Привет, Махно, – сказала она, поправляя капюшон куртки.
– Здравствуй, Нота, – улыбнулся Махно. – На дворе ночь, а ты в темных очках, с сантиметром штукатурки на физиономии, в парике и капюшоне. С чего бы это?
– Пластику сделала, – пожала плечами Лиса, надеясь, что разницы в росте и пропорциях, Махно не почувствует. – Ты моего фейса еще нигде не видел?
– Как же, как же, видели сегодня по ЦТ, – Махно, как всегда, пытался скрыть нервное напряжение за пустой болтовней, но в данном случае, Лисе было даже интересно. Сама она себя еще по телевизору никогда не видела.
– Ну и как я там? Фотогенична?
– Не сказал бы, – развел руками Махно. – Зато узнаваема. Я, как глянул, так сразу и узнал. Другие тоже не ошибутся.
Последние слова он сказал уже совершенно серьезно.
– Кто тебя сдал, знаешь? – вопрос был некорректный, но таков уж был Махно.
– Нет, – Лиса еще раз "понюхала" воздух. Все было спокойно. – Что мне шьют?
– Похищения, убийства, пытки, – чувствовалось, что "веселое" настроение покинуло Махно окончательно и бесповоротно. – Рецидивистка, дважды судимая, побег из колонии…Всесоюзный розыск.
– Ладно, – Лису список ее мнимых преступлений не впечатлил. В конце концов за двадцать пять лет подполья, она успела всякого натворить. – Приступим?
– Как скажешь, – кивнул, сразу успокоившийся Махно. – Ставим немецкий, ты помнишь?
– Помню.
– Ему? – кивнул Махно на молчаливо стоявшего рядом Черта, которого "в лицо" не знал.
– Мне, – коротко ответил Черт.
– Ну иди ко мне сынку, – Махно кивнул на место перед собой. – Становись на колени и опусти голову, как будто сосешь.
– А это обязательно? – спросил, подходя к Махно Черт.
– Нет, – усмехнулся тот. – Если у тебя есть табуретка, я могу на нее встать, тогда и тебе колени мочить не придется.
– Понял, – Черт без дальнейших возражений опустился на колени и склонил голову.
– Вот и славно, – Махно положил руки ему на голову и закрыл глаза. – Все, все молчат. Работаю.
Порыв пронизывающего ветра ударил в лицо и грудь, но ни один листочек не шелохнулся на замерших в осеннем оцепенении деревьях. Лиса отшатнулась, отступив на шаг, и крепко сжала челюсти, сдерживая рвущийся из горла крик. Еще мгновение, и новый удар, от которого басовито загудели нервы, натянутые, как стальные струны, удерживающие в бурю тяжелый подвесной мост. Это было похоже на то, как если бы она стояла, прижавшись всем телом к стене церкви, внутри которой поет невероятный по численности и мощи мужской хор. Но это было только начало, потому что после третьего удара "завизжал" воздух, став сразу каким-то пресным, никаким, таким, что им не хотелось дышать.