Мне очень нравилось все, что ели у нас в Кругу, но мама говорила, что в обычный дневной рацион аборигенов входит слишком мало жиров, и считала, что именно этим объясняется несколько запоздалое наступление у них пубертатного периода. Менструация у девочек здесь начиналась не раньше пятнадцати лет, а мальчики мужали и того позже. Но зато уже с первейших проявлений у них чисто мужских признаков женщины начинали их сторониться и косо поглядывать. Так случилось и с Родни. Первой выступила вечно прокисшая Тетушка Хедими, за ней подхватила Тетушка Нойит, а там, глядишь, даже Тетушка Садне присоединилась к их негодующему хору. А когда он пытался хоть спросить, почему все к нему так переменились, его резко обрывали. А Тетушка Днеми с такой злобой заорала на него: «Как ты смеешь играть с детьми?!», что он вернулся домой в слезах. А ведь ему тогда не было еще и четырнадцати.
Лучшей моей подругой была дочка Тетушки Садне Хиуру. Однажды ее старшая сестра Дисду, которая в то время уже была в Певческом Круге, пришла ко мне и очень серьезно сказала: «Родни очень красивый». Я, конечно, с гордостью согласилась с ней.
– Он очень большой и очень сильный, – продолжала она. – Он сильнее, чем я.
И я вновь, ужасно гордясь своим братом, это подтвердила, но все же потихоньку стала от нее отодвигаться.
– Но я же не говорю заклинаний. Это не магия, Ясна! – вспыхнула она.
– Нет, это магия! Магия! Я все твоей маме скажу!
Дисду отрицательно покачала головой:
– Я пытаюсь говорить только правду. И если мой страх породил твой страх, то я в этом не виновата. Так и должно быть. Мы говорили об этом в Певческом Кругу, и мне это не понравилось.
Да, я понимала, что она говорит правду. Она была самой тихой и воспитанной девочкой среди нас.
– Я хотела бы, чтобы он оставался ребенком, – прошептала она. – И чтобы я тоже осталась ребенком навсегда. Но у нас этого не получится.
– Конечно, ведь в конце концов ты закончишь тем, что станешь старой маразматичкой, дура! – крикнула я и убежала от нее. А потом пошла в свое тайное место у реки и уселась, чтобы нареветься всласть. Затем достала из душехранительницы свои драгоценности, среди которых был и подаренный мне Родни кристалл. Он был очень красивый: сверху абсолютно прозрачный и дымчато-багровый снизу. Теперь уже об этом можно рассказать. Я долго любовалась этой своей святыней, а затем откопала под большим валуном ямку, оторвала от своей любимой юбки лоскуток (Хиуру сама спряла для нее нитки и связала ее), завернула в нее кристалл и зарыла его там, закидав могилку сверху опавшими листьями. Лоскут я выдрала прямо спереди, чтобы сразу все увидели. Я еще долго там просидела, а когда вернулась домой, даже словом не обмолвилась о разговоре с Дисду. Родни тоже промолчал, зато мама ужасно всполошилась: