Ари Сарфт нагнал консула, торопливо сказал:
– Мессен, позволь нам пойти в атаку впереди! Мы сметем всех, кто осмелится встать на нашем пути!
– Сейчас важна не сила удара, а его точность, – неспешно ответил Харугот. – Так что поведу вас я.
Он чувствовал, даже знал, что после магической атаки из трех дюжин учеников в живых осталось полтора десятка, и сознание сохранили лишь пятеро. Но находились они на переднем крае битвы, и правитель Безариона мог пользоваться их глазами и ушами, как своими.
Молодой таристер поморщился, но покорно кивнул и приотстал.
– Налево, – скомандовал Харугот, когда они достигли задних рядов сражающегося войска, и вытащил меч из ножен.
Тот показался неожиданно тяжелым.
– Шпоры! – гаркнул консул, переводя жеребца с шага на рысь, а затем посылая его в галоп.
Краем глаза увидел, что его нагнали двое Чернокрылых с обнаженными клинками. Пристроились рядом, чтобы при малейшей опасности кинуться на помощь, собственными телами прикрыть господина.
Но вступить в бой они не успели. Спереди и справа донеслись полные торжества вопли, и Харугот понял, что средняя колонна, ведомая ари Форном, смяла наконец ряды легионеров. Вслед за ней качнулись вперед правая и левая, и императорские войска стали отступать.
Консул придержал коня.
– Стоять! – зычно приказал он, повернулся к знаменосцу и добавил: – Размахивай кругами – три раза!
Этот сигнал давал командирам понять, что преследовать бегущих не нужно.
– Так это что, победа? – донесся из-за спины задорный голос ари Сарфта.
– Победа. Осталось только немного подождать, и она сама упадет мне в руки, – проговорил Харугот и с неудовольствием отметил, что уголок его рта дернулся.
Вернулся нервный тик, возникавший при усталости и раздражении, с которым не могла справиться никакая магия. И порой такая мелочь способна испортить удовольствие от блестящего успеха.
В императорском лагере истошно взвыли трубы, призывая войска к немедленному отходу.
Олен открыл глаза и едва не ослеп от ударившего по зрачкам оранжевого сияния. Попробовал пошевелиться и обнаружил, что все тело саднит, и малейшее движение причиняет боль.
А еще вызывает неприятный шелест.
Прищурившись, сумел разглядеть, что вокруг громоздятся настоящие горы песка и что сам он лежит на склоне одной из них. Понял, что это солнце льет с белесоватого неба испепеляющий жар, так похожий на тот, что некогда ощущал Рендалл в кошмарных снах-видениях…
– Клянусь Селитой, – просипел Олен, с трудом ворочая пересохшим языком. – Куда это нас занесло?
– Мяу, – ответили из-за спины.