— Это — моя жизнь…
— Это — моя жизнь…
— И я должен дорожить ею, как своей жизнью…
— И я должен дорожить ею, как своей жизнью…
— Громче, мерзавцы! Шепчете, как баба на исповеди!
— И я должен дорожить ею, как своей жизнью, — орал взвод.
— Не слышу! Ни черта не слышу! Ну-ка, еще раз!
— И я должен, — солдаты вопили что есть мочи, — дорожить ею, как своей жизнью…
Молитва о винтовке продолжалась. Магвайр выкрикивал фразу за фразой, и взвод, вопя во всю мощь своих глоток, повторял за ним. У многих уже сорвался голос, они хрипели и шипели, но открывали рот во всю ширь, старались, как могли.
Когда молитва была закончена, штаб-сержант приказал поставить винтовки на место и всем снова стать вдоль коек.
— Приготовиться к посадке, — крикнул он. И затем через несколько секунд: — Ложись!
Взвод мгновенно попрыгал по койкам. Те, кто спал наверху, прыгали с разбегу. Упав на постель, лежали не шевелясь. Только слышно было, как еще ныли пружинные сетки.
— Ну, нет, червяки. Так дело не пойдет, Слишком лениво. А ну… подъем. Всем стать у коек… Приготовиться к посадке… Ложись!
И вновь новобранцы, как подстегнутые, ринулись по койкам. Легли, затаились. Но сержант снова был недоволен. Шесть раз прыгали солдаты в постель, и шесть раз Магвайр возвращал их в строй:
— Кому говорят, быстрее! Вот же ленивая скотина! Быстрее!
Только на седьмой раз он решил, что необходимая быстрота достигнута, и прекратил тренировку. Солдаты, потные, с бешено колотящимися сердцами, молча лежали под одеялами, стараясь сдержать рвущееся из легких дыхание. Магвайр медленно прошелся по проходу, осмотрел лежащих, помедлил еще немного, потом кивком приказал Мидберри выключить в кубрике свет.
— Эй, вы, там, — крикнул он в темноту. — Запомните! Если какая-нибудь скотина вздумает открыть пасть — весь взвод будет до утра физподготовкой заниматься.
Помолчав еще с минуту, он круто повернулся и вышел из кубрика. Следом вышел Мидберри. Дверь несколько раз качнулась на петлях и затихла.
Некоторое время в кубрике еще царила мертвая тишина. Потом кто-то тихонько кашлянул. В другом конце послышался приглушенный вздох. Где-то заворочались, послышался скрип пружин.
— У-гу-гу… — кто-то из солдат начал тихонько подвывать на алабамский манер. — У-гу-гу… Эта дяденька, — затянул ломаный голос, — очень плоха-а-я. Эта дяденька — па-а-аршивая задни-и-ца…
— Да уж, паскуда порядочная, — поддержал другой голос из темноты. — Такая мразь, что и клейма ставить негде…
— Ма-а-агвайра… Ма-а-агвайра… — тянул первый голос. — У-гу-гу… У-гу-гу…
Раздался смех, потом опять воцарилась тишина.