Когда утром он вспоминал об этом кошмаре, его почему-то не оставляло ощущение, будто весь этот ночной ужас имеет свое продолжение наяву. Они стояли в строю, и вдруг Адамчику показалось, что вытянувшийся рядом с ним Уэйт является двойником того Уэйта, который ночью спокойно взирал на его муки и не сделал даже шага, чтобы вытащить товарища из зыбучих песков. Такими же людьми из ночного кошмара показались ему другие солдаты, сержант Магвайр. Да что там солдаты и сержант. Весь Пэррис-Айленд представлялся теперь ему одним страшным сном, порождением больного воображения. Казалось, что здесь нет ничего настоящего, реального, ощутимого. Один сплошной обман. Временами ему даже хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что все происходящее вокруг не сон, а горькая реальность. «Как было бы хорошо, — думал он, — если бы можно было вот так ущипнуть себя и проснуться уже дома, в своей постели, в том привычном прежнем мире, который был единственной реальной вещью. В мире, где нормальные люди поддерживают друг с другом нормальные отношения, нормально решают вопрос о том, что человек может делать, а что нет».
Луч карманного фонарика все еще высвечивал на белом потолке неяркий, расплывчатый круг. Адамчик снова поглядел туда, где на нижней койке спал Хорек, а над ним слегка похрапывал рядовой Карузерс. Оба они были укрыты форменными одеялами грязно-зеленого цвета (как и все солдаты, спавшие в ту ночь в этом кубрике и в десятках, сотнях других кубриков в гарнизонах и на базах морской пехоты). Посредине одеяла четко выделялись большие черные буквы — «КМП США»[11]. По углам металлической рамы, прикрепленной строго вертикально к спинкам обеих коек и образующей вместе с ними что-то вроде ружейной пирамиды, на специальных крючках были растянуты две солдатские кожаные портупеи с подсумками тоже грязно-зеленого цвета. У каждой из ник слева был пристегнут ножевой штык в ножнах, а посредине коробка с пакетом первой помощи. Сверху над портупеями на пирамиде лежали два покрашенных в серебристый цвет пластмассовых подшлемника, снизу же, на железной поперечине нижней койки, висели грязно-зеленые ранцы. Ремни их были тщательно свернуты, свободные концы закреплены в пряжках. Под каждым ранцем стоял темно-зеленый деревянный рундук с традиционным черным замком. Замки были огромные, и каждый с секретом, чтоб вор не забрался. Сзади, за кроватью, находился еще один рундук, а спереди в ряд была расставлена обувь — черные походные бутсы, спортивные тапки и надраенные до зеркального блеска выходные ботинки. Вся обувь обязательно шнуровалась до самого верха, концы шнурков убраны внутрь, чтоб не болтались. Так было положено.