— Вот оно.
Но баня могла и подождать. Нас больше интересовали достопримечательности Таганрога — вернее, одна из них.
В самом скромном райцентре обязательно найдется домик, украшенный массивной гранитной плитой. Сияет золотом надпись:
«ТУТ ПРОЕЗДОМ ЗАНОЧЕВАЛ РЕАКЦИОННЫЙ ПОЭТ ТРЕДЬЯКОВСКИЙ…»
Домишко гнется под тяжестью гранита; вообще неясно, зачем увековечивать реакционную ночевку; и все же этот мемориал не смешон, скорее трогателен. Новостройки, площадь для парадов, кинотеатр «Звездный час» в райцентре точно такие же, как в соседнем райцентре. Очень хочется чего-то своего, особенного; и тут подворачивается Тредьяковский…
И есть другие города, как будто ничем не лучше первых. Такие же сызмалу захолустные, затем уездные. Возникшие благодаря небойкой торговле хлебом и рыбой. С культурной жизнью, ограниченной церковными спевками. И почему-то выделенные, взысканные слепой судьбой.
Таков Таганрог.
«1860 года месяца Генваря 17-го рожден, а 27-го крещен Антоний; родители его: таганрогский купец третьей гильдии, Павел Григорьевич Чехов и законная жена его Евгения Яковлевна…»
«Чехов родился на берегу мелкого Азовского моря, в уездном городе, глухом в ту пору… Детство? Мещанская уездная бедность семьи, молчаливая, со сжатым ртом, с прямой удлиненной губой мать, «истовый и строгий» отец…»
Так пишет об Антоне Павловиче Чехове Иван Алексеевич Бунин.
Портовый автобус пыхтел, взбирался в гору. Новостройки сменялись узкими улицами старого города. Зелень, тишина дворов. Тускловатое спокойное солнце.
Существует предание, что Александр I не умер в 1825 году. Утомленный властью, своей двусмысленной славой, российский самодержец якобы удалился в Таганрог, принял постриг в здешнем монастыре.
Подходящее дело и, главное, подходящее место для того, кто ищет покоя. Но что годится уставшему императору — вряд ли хорошо для будущего писателя.
Из окна автобуса я еще издали разглядел вывеску: ДОМ-МУЗЕЙ «ЛАВКА ЧЕХОВЫХ» — и сразу вспомнил: «мещанская уездная бедность семьи… в уездном городе…» Не о такой уж бедности свидетельствовал этот дом — угловой, двухэтажный, до сих пор крепкий, из темного неоштукатуренного кирпича. Важней было другое — его невыразительность, действительно «мещанская, уездная», серость окружающих переулков. Бывшие бедные и бывшие богатые дома были здесь одинаково скучны. Города, как люди, формируются в детстве: обывательское прошлое Таганрога заметно до сих пор. В Чехове же, кроме знания людей, развилась сила, тонкость и высшая интеллигентность, спокойствие таланта — черты, противоположные мещанству.