В фуражке с крабом, пижон, ходит.
— М-да… — после короткого молчания протянул Сергей. — Это уже мистика.
— Я так и знал: что-то случится. Вот оно и случилось, — с явным облегчением закончил шкипер. — А теперь, я имею в виду, отдохнем…
Во всяком случае, на сей раз «Гагарин» был обязан «Мечте» отдыхом. Мы огляделись. Город Константиновск нежился за рекой. Здесь, на нашей стороне, было удивительно тихо. Скат песка плавно спускался к воде. Выше начиналась трава, сухой кустарник, за ним — неожиданно влажный, свежий лес. Светло-голубая протока разрезала лес, открывала его взгляду — и уходила, терялась в путанице зелени, в желтых мысках.
Даня, сладострастно мыча, зарылся в сухой, пропитанный солнцем песок. На лице мастера по парусам застыло глуповатое выражение счастья. Сергей, перейдя вброд протоку, скрылся в молодом лесу и оттуда неразборчиво кричал нечто радостное. Я бродил по отмели. Наивно копируя речную рябь, песок на дне слежался твердыми барашками. Когда я наступал на крошечный подводный бархан, он оживал, песчинка за песчинкой уходил из-под ног, норовил засосать в свою сантиметровую глубину. Казалось, какие-то мягкие зверьки возятся под ногой, щекочут, стараются подрыть стопы неведомого им Гулливера, повалить и потом связать, опутать теплыми нитями течения. Я делал вид, что побежден, и падал в воду.
Эпизод с купанием и «Мечтой» уже забывался. Как всегда после очередного явления «Попандопуло», я быстро перестал верить в его существование. Светлый жар летнего полдня был чужд мистике; а верней, в нем самом, в удивительной красоте Дона чувствовалась тайна куда более важная. Начинало казаться, будто я чем-то ей обязан, что-то немедленно должен угадать; и когда, покинув место отдыха, «Гагарин» двинулся дальше, это далекое от безмятежности чувство только усилилось. За Константиновском холмы отошли в сторону, река петляла по широкой долине, и Дон, кажется, еще похорошел. На крутых поворотах фарватер вплотную прижимался к берегу. Палубу накрывала тень, в нескольких метрах у борта проходили узловатые корни деревьев, выползшие из глинистой почвы. В таких местах русло сужалось, мощное течение рождало воронки, «Гагарин» плелся со скоростью провинциального пешехода. А за поворотом снова открывались широкие, стоячие плесы, их выпуклая поверхность сверкала белой ртутью, лесистые острова разделяли ложе реки, и Сергей, сверяясь с картой, каждый раз говорил:
— Эта протока называется Старый Дон.
Сергей опять увлекся навигацией. Сменив меня на руле, он первым делом развернул карту и озабоченно спросил: