— Вы что, Василий Сергеевич? Все погубим на корню!
— Знаю, — отмахнулся Инокентьев. — Это я так, к слову, чтобы ты понимал, кто он такой. А вот базу их надо ликвидировать в ближайшие же дни!
— База у Галкиной. А Шаворского не троньте. И я должен быть ни при чем.
— Будешь… Только выясни, с кем они связаны в чека. Крепко засела какая-то сволочь, никак не докопаемся.
— Это я хорошо помню, — сказал Алексей.
Потом они заговорили о предстоящей встрече Алексея с членом Всеукраинского повстанкома. Инокентьев, как и Алексей, впервые слышал об этой организации.
Флигелек
В гудящей, суматошной, голодной толпе, которая ни днем, ни ночью не иссякала на площади перед вокзалом, под фанерным щитом с надписью “Расписание дальних поездов” стоял костлявый мужик в драной поддевке. В руке он держал обмотанный гнилой веревкой деревянный сундучок с притороченным к нему серым одеялом.
Шаворский толкнул локтем Алексея.
— Резничук. Стойте здесь, смотрите: если сделаю вот так, идите за мной…
Он потолкался среди мешочников, беспризорников и крестьян, пока не очутился рядом с мужиком в. поддевке. Заметив его, мужик вскинул сундучок на плечо и стал протискиваться через толпу. Шаворский насунул кепку на лоб (сигнал Алексею!) и двинулся за ним.
Часто и беспокойно оглядываясь, Резничук повел их сначала по Пушкинской, затем по Успенской, в сторону Ланжерона. Цепочкой, издали следя друг за другом, они обогнули женский монастырь и вышли к глухой каменной ограде с массивными одностворчатыми воротами. За ними начинался большой садовый участок.
Впоследствии Алексей узнал, что этот участок принадлежал до Октябрьской революции обрусевшему французскому аристократу, графу с какой-то замысловатой фамилией. Резничук служил у графа управляющим.
Войдя в ворота, он подождал Шаворского, спросил про Алексея, кто таков, и повел дальше.
Участок густо зарос высоким кустарником. Узкие дорожки, выложенные гравием и плотно утрамбованные, пролегали в зеленых тоннелях листвы, наискось прорезанных туманными полосками солнечного света. Такая мирная, устоявшаяся тишина царила вокруг, что казалось, будто военные ненастья пронеслись где-то стороной, не осилив высокой каменной ограды.
Резничук свернул на едва приметную тропинку, и, раздвигая руками ветви, они метров через пятьдесят вышли на поляну. Здесь участок заканчивался. Ограда смыкалась с низким каменным забором, за которым открылось яркое пылающее синевой море, а справа прижался к ограде небольшой флигелек, крытый бурой черепицей.
Шаворский сказал Алексею:
— Обождите минуту, — и ушел с Резничуком во флигель.