— Не надо помочь! Иди, иди назад!.. О-о, куда ты!..
Не слушая, Алексей протянул руку Цареву и втащил его в дубок.
— Михай! — крикнул матрос, пятясь к корме, и что-то добавил по-румынски.
— Что у вас там? — раздался с берега встревоженный голос Рахубы.
— Да вот помочь хотим, — отозвался Алексей, — а они шумят…
— Никакой помочь не надо! — подскочил к нему капитан. — Слезай назад! — Он вцепился Алексею в рукав, подталкивая к борту.
Алексей схватил его за руку, рванул к себе и прямым встречным ударом в челюсть сбил с ног. Навалившись сверху, крикнул:
— Бери их, хлопцы!
Дубок сильно раскачивался: с обеих сторон в него лезли чекисты.
На корме вдруг благим матом завопил моторист.
Хлестнули выстрелы по берегу…
Когда капитан был накрепко связан, Алексей вскочил на ноги.
Свалка на дубке началась в полной темноте. Когда она закончилась, на берегу пылали костры, освещая просторную отмель, бурые нагромождения камней и желтый, прорезанный щелями срез обрыва, на котором суетливо дрожали короткие тени.
На отмели, скорчившись, лежал человек в синем бушлате.
— Василий Сергеевич!.. — крикнул Алексей.
“Убит! — пронеслось в мозгу. — Где Рахуба?..”
Петров, пулеметчик, стоя во весь рост на скале, что-то кричал, махая маузером и указывая в сторону обрыва.
Кто-то взбирался по крутой, почти отвесной стене, цепляясь за едва приметные выступы. Это был Рахуба.
За ним, изрядно отстав, лез Гурченко — чекист, запаливший костры на берегу.
С носа дубка, который во время свалки раскачался и немного отошел от берега, Алексей прыгнул на отмель.
— Держи его, Гурченко, не дай уйти! — закричал он.
Рахуба был весь на виду, раскоряченный на отвесной стене, ярко освещенный пляшущим светом костров.
Держась за куст, свисавший с верхнего края обрыва, он стоял одной ногой на узком каменном выступе, а другой нащупывал опору для прыжка.
— Сейчас я его сниму! — крикнул Петров.
Алексей хотел было остановить его: “Не стреляй, живого возьмем”, — но не успел. Грохот тяжелого маузера раскатился по берегу, гулко громыхнул в оползнях.
Рахуба выпустил куст, запрокидывая голову, на мгновение застыл на месте, потом что-то осыпалось у него под ногами, и, выгибая спину, он полетел вниз мимо прижавшегося к стене чекиста…
Когда Алексей подбежал, Рахуба был уже мертв. Увязнув сапогом в чертополохе, он лежал навзничь, вниз головой, с открытыми глазами и судорожно разинутым ртом.
— Эх, перестарался Федька! — проговорил спрыгнувший с обрыва Гурченко. — Готов!
— Обыщи его! — сказал Алексей.
Он бросился назад, к Инокентьеву.
Царев и мокрый до пояса Марченко осторожно переворачивали его на спину. Инокентьев глухо, мучительно стонал.