Трудно было ему держать себя на равных с Кравчуком, который еще совсем недавно допрашивал его в тюрьме, а сейчас пустился с ним вдвоем в этот трудный, полный опасностей маршрут, который в любую минуту может оказаться смертельным.
— “Паранька” — это настоящее имя или псевдоним?
— Псевдо. Как ее на самом деле зовут, я не знаю. Хмара знает, — сказал Дмитро.
Показалось вдали запущенное сельское кладбище. Дмитро проверил азимут по компасу и сказал:
— Кажется, это. Пошли!
Их встретили покосившиеся кресты с убогими венками, заросшие травой и крапивой могильные бугорки, дешевенькие униатские мадонны из побеленного песчаника. Над кустами поднимались две высокие пихты.
— Это там, — еще увереннее сказал Дмитро и пошел к пихтам.
Он шел все быстрее, продираясь сквозь заросли бузины к высоким деревьям. Под двумя пихтами стоял каменный крест, а на могилке под ним были рассыпаны цветы. Дмитро Кучма достал блокнот и, сверяя надпись на кресте с записью в блокноте, облегченно протянул: — Все сходится. Смотрите, — и показал блокнот Кравчуку.
На кресте виднелась надпись: “Павло Задерега. 1902 год рождения. Преставился 11 июля 1943 года. Упокой, господи, душу раба твоего”.
— Эта самая могила. Видите, цветы положены сегодня, как было условлено… Паранька здесь.
Они пошли дальше, и вскоре в просвете между деревьями, за лесной дорогой, возникла перед ними опрятная белая хата с деревянным крылечком, стоящая на отшибе села. На плетне висела куртка с вывороченными наизнанку рукавами.
— То второй знак: рукава наружу подкладкой, — шепнул Дмитро.
…Кучма осторожно пошел к занавешенному второму окну, где уже зажгли огонек, пытался заглянуть туда и потом поднялся на крыльцо. Держа наготове автомат, Кравчук издали следил за его движениями.
Дмитро пошаркал подошвами сапог о дорожку на крыльце, как бы вытирая грязь. Открылась дверь, и на пороге появилась миловидная сельская учительница Паранька. Темные волосы Параньки были заплетены коронкой.
— А что вы здесь делаете, дядько? — спросила учительница.
— Та видите, панночка, утомился с дороги и хотел у вас попросить воды напиться! — ответил словами пароля Дмитро.
— В лесу столько колодцев было, — улыбнулась Паранька.
— Кто знает, какая нечисть в них плавает? Может, жабы?
— Такой парень, а боится жаб?
— А кому они приятны? — и, заканчивая эту сложную процедуру опознавания, Дмитро протянул Параньке руку.
— Добрый вечер, — тихо ответила Паранька. — Давно приехали?
— Я не один.
— А где те?
— Там, возле ручейка.
— Этой дорогой идите в лес. Я вас нагоню…
Есть такие места в Черном лесу, где теперь даже днем очень страшно и неуютно путнику. Переплелись где-то вверху кроны буков и берестов, сплошь закрывая небо. Ни один луч солнца не проникает в такие места даже в самый светлый день, валуны и скалы всегда здесь влажные, папоротники достигают невиданных размеров, и в сырой этой глухомани даже грибы не растут, лишь длинноногие поганки да синеватые, ядовитые их родственники, называемые “слезами сатаны”, выползают кое-где из-под обомшелых пней. В озерках, затянутых тиной, не живет ни одна рыба, разве только комары бегают в разводьях да уродливые тритоны ползают о дну. Еще неуютнее в таких урочищах ночью, когда все окутано непроницаемой темнотой и сыростью, и даже ни одной мерцающей звезды не увидеть снизу.