Он так смотрит на тебя, как... как на еду!
Я съёжился. Что она ответит?
Её лицо вспыхнуло ярко-алым, губы сжались, будто она пыталась сдержать рвущееся из груди дыхание. И вдруг сквозь её сжатые губы прорвался... смешок.
"Теперь она смеется надо мной. Вообще класс".
Майк повернулся и в мрачном раздумье побрёл в раздевалку.
Я прислонился к стене спортзала и попытался взять себя в руки.
Как она могла вот так запросто рассмеяться над обвинением Майка? Оно так точно попало в цель, что я начал опасаться, уж не становится ли Форкс для нас слишком опасным местом? Что-то его жители начали проявлять поразительную проницательность... Как она могла рассмеяться над предположением, что я могу её убить, когда она знала, что это истинная правда? Что в этом смешного?
Да что с ней такое?
Может, у неё нездоровое чувство юмора? Это не соответствовало моим представлениям о её характере, хотя с чего я так уверен, что эти представления соответствуют истине? А может, мои фантазии о легкомысленном ангеле были верны в том смысле, что он забыл добавить в своё произведение толику здорового страха, и теперь Белла была начисто лишена этого полезного чувства? Да она просто храбрец, вот что. Это самое подходящее слово. Другие наверняка назвали бы её дурочкой, но я-то знал, что голова у неё светлая. Неважно, нехватка страха или же извращённое чувство юмора — всё было плохо. Может, как раз из-за этой странной нехватки она то и дело попадала в передряги? Похоже, ей всегда будут нужны мои услуги спасателя…
И тут я воспрял духом — меня осенило.
Если бы я только мог дисциплинировать себя, сделать себя безопасным — тогда я, возможно, был бы вправе остаться с ней.
Она показалась в дверях спортзала: плечи напряженно приподняты, нижняя губа закушена — явные признаки беспокойства. Но как только её глаза встретились с моими, плечи расслабились и ясная улыбка осветила всё её лицо. Такое странно умиротвореннное выражение. Она без колебания направилась ко мне, и остановилась так близко, что тепло её тела затопило меня, как приливная волна.
— Привет, — прошептала она.
И опять я испытал огромное, ни с чем не сравнимое счастье.
— Привет! — Настроение моё стало в одно мгновение таким лёгким и радостным, что мне захотелось её немножко поддразнить, и потому я добавил: — Ну, как физкультура?
Её улыбка слегка дрогнула. — Отлично.
Врунья из неё была липовая.
— Да ну? — Я не собирался отступать от темы, по-прежнему беспокоясь, не сильно ли она поранилась, не болит ли у неё, — как вдруг в моей голове раздался вопль Майка, причём такой силы, что заглушил даже мои собственные мысли: