Весенние танцы, на которые девушки приглашали парней, были не за горами, и Майк питал радужную надежду, что Белла пригласит его. То, что она до сих пор этого ещё не сделала, ранило его самолюбие. Теперь он попал в крайне неловкое положение: его только что пригласила Джессика Стенли. Он тянул с согласием, всё надеясь, что Белла выберет его своим партнёром, тем самым подтвердив его превосходство над другими соперниками. И отказывать Джессике он тоже не спешил, боясь оказаться вообще не у дел. Стыдно и недостойно меня, но, признаюсь, как я наслаждался его трудным положением!
Джессика, обиженная тем, что он тянет резину и догадывающаяся о причине, готова была метать громы и молнии в ни о чём не подозревающую Беллу. Опять, как раньше, я порывался стать между Беллой и злыми мыслями Джессики. Теперь я лучше понимал природу этого порыва, но в тем большее отчаяние приходил из-за того, что ничего не могу поделать.
Подумать только, до чего дошло! Я скрупулёзно вникал в мыльные оперы старшей школы — занятие, которое прежде от души презирал.
Майк шёл вместе с Беллой на биологию и пытался справиться со своими страхами. Я сидел, ждал их прихода и прислушивался к его терзаниям. Да он слабак! Он нарочно ждал этих танцев, боясь открыть девушке свои чувства прежде, чем она сама выкажет ему своё предпочтение. Он боялся получить отказ, поэтому надеялся, что она первой сделает шаг навстречу.
Трус.
Он, как всегда, присел у нашего стола, фамильярно развалясь, а я с удовольствием представил себе, как его тело врезается в противоположную стену. Треск, с которым бы сломались все его косточки, звучал бы музыкой в моих ушах.
— Ты знаешь, — сказал он девушке, уставившись в пол, — Джессика пригласила меня на весенние танцы.
— Это же здорово! — немедленно и с энтузиазмом отозвалась Белла. — Вы с Джессикой классно повеселитесь!
Я чуть не расхохотался, видя эффект, произведённый её словами на бедного Майка, но удержался. Он-то рассчитывал на то, что она огорчится.
Он лихорадочно искал в своей голове правильный ответ.
— Ну, да... — протянул он, сникнув. Потом воспрял духом: — Я сказал ей, что подумаю.
— Да что тут думать? — Её голос звучал явно неодобрительно, но в нём слышалась также и нотка облегчения.
Что бы это значило? Какая мысль принесла ей облегчение? Мои кулаки вдруг сжались в приступе непонятной ярости.
Майк облегчения не услышал. К его лицу прилила кровь — при той ярости, что я ощущал сейчас, это выглядело ой как завлекательно! — и он снова уставился в пол. Наконец, он выдавил:
— Я думал... ну... может, ты захочешь пригласить меня...