Я закрыл дверь редакторской коморки и отправился искать Леху-фотографа, который должен был мне десятку. Я решил, что теперь-то удержу ее из его командировочных. Но в коридоре перед его владениями меня перехватил юноша в тельняшке — Юра Дронский, контактер астросов, как надеялся я (последнее время на этом многие были помешаны), иначе общение с ним теряло всякий смысл.
— Избавь меня, — попросил я его, — избавь меня от своих историй…
— Н-у-у-у… Викентий Павлович…
— Я умер, — сказал я, делая попытку обойти его слева, но не учел, что он поднаторел в редакционных кознях.
— Типун вам на язык, — чему-то обрадовался он, загораживая мне дорогу и даже пытаясь удержать за рукав футболки.
— Ты к Сашке Губареву подходил? — спросил я терпеливо, рассматривая его унылое и одновременно возбужденное лицо с фанатично блестящими глазами.
Губарев был штатным уфологом и по долгу службы должен был выслушивать бред внештатников. Однако два или три года занятия подобной тематикой сделали из него беспросветного пессимиста. На все его просьбы 'снять с него груз метафизики', главный только отрицательно крутил головой, и я тихо радовался, чтобы в редакции оказался человек, стоящий ниже меня по иерархии, иначе ехать мне сейчас в мокрые леса Карелии, а не лететь в славный Севастополь, где плескалось темное, как вино, море.
— Подходил… — невольно покривившись, ответил Юра.
— А к Тане Малыш? Она в курсе…
— Подходил… — Он тяжело вздохнул.
— Ну тогда все… — развел я руками. — Тема закрыта. — И добавил, глядя на его разочарованное лицо: — Что же ты от меня хочешь?
— Викентий Павлович, только вы можете мне помочь… — завел он старую песню.
Стоило один раз побывать с ним на месте 'посадки' где-нибудь на Лахте и промаяться до рассвета, как вы становились единоверцем и вынуждены были выслушивать доморощенные теории, которые не имели ничего общего с последними открытиями в этой области, ибо какой интерес в том, что уже известно.
— Не могу, — ответил я. — Не могу, понимаешь?
— Викентий Павлович, я вас не подведу.
— Подведешь… — сказал я, — под монастырь…
— Не под монастырь, а в монастырь, — сказал он с тайным торжеством.
— Какой монастырь? — не без интереса спросил я.
— А… — укоризненно протянул он, — вот видите… — и осуждающе покачал головой.
— Ну? — нетерпеливо переспросил я.
— Тихвинский… — с надеждой произнес он.
— Не-не-не… — сразу открестился я. — Тащиться за семь верст. Я улетаю, я улетаю…
— А после? — спросил он в тон, — а после?
— После посмотрим, — согласился я.
— Ну, Викентий Павлович?..
Я попытался обойти его справа. Он снова загородил мне дорогу.