— Думаешь, он нас убьет? — спросил я, наблюдая, как в такт глоткам у Лехи двигается адамово яблоко.
— Поцелует с маковку! — возмутился Леха моей наивности.
— Найди другой вариант… — предложил я, отбирая у него бутылку. — Главное, врать убедительно! — сказал я уверенно, почесывая ногу, которую укусил комар.
Слабое пальмовое вино даже не обжигало горло. Оно было противным, как теплая вода из крана. Чтобы ощутить опьянение, надо было выпить бочку этого пойла. Честно говоря, опохмеляться меня научил Леха. И насколько я помню, ученик оказался достоин учителя.
— А что? — поддержал он. — У нас все есть: планшетник…
— Да… — кивнул я, ибо в это момент вливал в себя вино. Не сообщать же ему раньше времени, что планшетник покоится на дне канала.
— …Мои записи…
— Ага… — легко согласился я.
— …Адреса…
— Где покойники лежат… — продолжил я.
— Это точно… — вздохнул он с твердым убеждением, что дело дрянь.
— Он нас убьет за одну Таню Малыш… — напомнил я, забрасывая пустую бутылку в кусты и поднимаясь.
Это было нечестно. До этого момента мы соблюдали табу на эту тему. Хоть мы и порицали Таню Малыш за ее распутство, но в глубине души ее жалели. Нам не было чуждо сострадание к падшей женщине.
— Черт!.. — выругался он.
— Плакали наши двадцать тысяч, — сказал я убежденно.
И мы пошли в редакцию. В глубине души, я надеялся, что мы все-таки заработаем деньги каким-то чудесным образом.
— Я тоже виноват, — признался Леха великодушно, но от этого не стало легче.
Вдруг Леха заявил, что хочет есть. На следующий день после попойки у него всегда вместе с нытьем открывался болезненный аппетит. В особо нервные периоды жизни он распухал от еды буквально на глазах и становился ленивым и неповоротливым. Я знал, что спорить бесполезно — в таком состоянии он был нетранспортабелен, а риторические разговоры были его защитной реакцией против действительности. Пришлось мне разменять сотню. Мы как раз проходили мимо кафе. Себя я взял салат из очищенных стеблей лотоса, а Леха выбрал здоровенный лангет, морские ушки, политые лимонным соком, и подвяленные над дымом хрустящие морские водоросли. Все это он со вкусом запил бутылкой контрабандного двадцатирублевого пива марки 'Нева'.
На Земле я быстро понял, что здесь очень легко потолстеть, но трудно похудеть, поэтому использовал метод балерин: в течение одной недели до и после еды — стакан холодной воды. Обычно таким способом я сбрасывал примерно пять кило. И старался держать свой вес, если, конечно, не увлекался пивом.
Пока Леха набивал желудок, я наблюдал за обыкновенным черным жуком, который пересекал тротуар: вначале он бежал целеустремленно, и я даже зауважал его за это. Жук добежал до стены кафе, пробежал немного вдоль нее, развернулся и побежал назад, при этом едва избежал смерти под ногами пешехода. Жук меня разочаровал. Приятно было думать, что кто-то разбирается в этой жизни лучше, чем ты сам. Но я ошибся. Мне даже показалось, что мы, как этот жук, сами не знаем, куда бежим и чем рискуем. Потом я подумал, что если теория нелокальности, основанная на подобии фотонов в любой части вселенной, верна, то где-то во все той же вселенной сидел человек, очень похожий на меня, и рассуждал на схожие темы. Однако, либо теория нелокальности — это легенда, либо — единственный случай, который невозможно проверить. Не заключаем ли мы соглашение между реальностью и мечтой, чтобы спокойно жить? Я покосился на Леху — он активно работал челюстями. Я немного завидовал его уверенности, ведь набивание живота — это взгляд в будущее. Способен ли я на такой же смелый поступок? Я отодвинул от себя салат. На эту тему мы с Лехой ни разу не философствовали. А стоило бы.