— Как-как? — Я следил.
Действительно, 'указка' в его руке появилась в тот момент, когда рука тыльной стороной легла на спину.
— Дай-ка, — попросил я.
Он протянула 'указку' так, как протягивают вилку за столом, опасаясь уколоть соседа.
— Все равно она не стреляет в чужих руках…
В дверь забарабанили. Должно быть, обнаружили тело молодца. Мне некогда было раздумывать. Я вложил в его руку 'указку', навел ее на стену под окном и приказал:
— Стреляй!
— Они убьют меня… — скулил Кетаусов. — Акиндин мне не простит…
— Стреляй! — крикнул я, потому что в дверь били чем-то массивным.
Он выстрелил. Белесый шар вынес наружу часть стены, и в проломе сквозь дым и пыль я увидел дорогу и набережную Фонтанки. Мы выскочили на улицу. Несколько праздно стоящих хлыстов безучастно смотрели на нас. У них была плохая реакция. Вдруг они стали кричать и показывать на нас пальцами. Со стороны гостиницы 'Красный лев' бежали вооруженные хлысты. Слева по набережной навстречу маршировала колонна новообращенных. Деваться было некуда, как только перебираться по разрушенному мосту, в центре которого зияла большая дыра от мины, а перила были снесены взрывной волной. Мне пришлось довериться прогнутой арматуре, на которой остались куски асфальтового покрытия. Внизу среди зеленых листьев кувшинки блестела вода. Какой-то странный крокодил в предвкушении обеда посматривал на меня. К счастью, по мне не стреляли и я не стал его жертвой. 'Указку' я у Кетаусова предусмотрительно отобрал и забросил за гранитно-ажурную парапет Фонтанки.
Самого взрыва я не видел, и вначале даже не понял, что произошло, только оглянулся. Зеленая крыша цирка приподнялась в воздух. Она висела над городом на фоне голубого неба целую минуту, а потом рухнула. И только тогда раздался грохот. Площадь Белинского заволокло пылью и дымом. Покосившийся шпиль Симеоновской церкви сиротливо торчал над пальмами, указывая дорогу к спасению. И я побежал.
— Давай сюда! — крикнул кто-то из-за большой кучи битого кирпича, поросшего все той же стелящейся травой. Я узнал Луку по его красной шапочке 'карапуза', которая маячила сверху.
Я пересек дорогу и вскарабкались к нему. Он снова дал две короткие очереди в сторону развалин.
— Я уже полдня партизаню, — похвастался он, грозным взглядом обозревая улицу.
— По-моему, война кончилась, — заметил я.
— Жаль! — сказал он, садясь на кирпичи. — Я бы еще повоевал.
В глазах его горел азарт. На нем был армейский разгрузочный жилет, в карманах которого торчали магазины.
Поднимая тучу пыли и обрывая жесткие стебли травы, мы скатились прямо на Лиговский.