Казалось, мы поднялись гораздо выше, чем само здание. Только я открыл рот, а Мирон уже пояснил:
— Привыкай…
Я хотел объяснить, что привык, что этот парадокс мне уже знаком. Но вдруг увидел человека. Он был мертв. Было такое ощущение, что он бежал, споткнулся и смерть настигла его. У него не было головы. Кровь, залившая ступени, уже почернела.
— Что с ним? — спросил я, невольно сторонясь крови.
— Он хотел уйти, — мимоходом пояснил Мирон. — Но этим путем нельзя. Тебе еще повезло…
Его большой рот с крупными губами еще больше подчеркивала недельная щетина на верхней губе. И вообще в нем что-то было то ли от монголов, то ли от индейцев. Потом я вспомнил, что он происходит из мордвинов.
— В чем? — удивился я.
— В том, что я вычислил, что ты пойдешь там, где шла Таня. Ведь это рядом с твоим домом?
— Ну, да… — согласился я и тут до меня дошло: — Подожди, подожди, значит, ты знал о восстании обращенных?
— Конечно, знал. Я сам обращенный. Правда, неудачно, — криво усмехнулся Мирон то ли от боли, то ли своим речам.
— Ну да? — не поверил я. — А блондинка?
На ступенях лежали начатая пачка сигарет и зажигалка. Я подобрал их и побыстрее соскреб кровь.
— Таня Казарова… — вздохнул он. — Ее похитили прямо в Пулково. Она никого не любила слушать. К тому же она была посредником.
— Каким посредником?
Час от часу не легче. У них здесь целое подполье! Не мудрено. Мирон не мог упустить своего шанса. Всевозможные журналистские расследования были его стихией, и он был к ним подготовлен не хуже, чем профессиональный разведчик.
— У тебя же ее ключ… — пояснил он.
— Да, — неуверенно согласился я, ожидая, что Мирон что-то добавит.
— Такие ключи выдают только посредникам, — нехотя кивнул он.
— Тем, кто должен общаться с землянами? — догадался я.
— С землянами… — иронически хмыкнул Мирон и тут же схватился за голову. — С властями! — поморщившись, объяснил он.
— Но зачем?! — воскликнул я.
Рядом с Мироном я чувствовал себя очень спокойным. Вообще, это было его свойство — уверенная доброжелательность большого молчаливого человека. С ним всегда было приятно работать. И я не помню случая, который дал бы повод изменить мнение о нем.
Из узкого окна, поросшего с наружной стороны травой, едва сочился свет. Шел дождь, но не теплый тропический, к которому мы привыкли, а холодный, северный. В щели задувало. В раме дребезжали стекла: 'Дзинь, дзинь… Мирон остановился. У него из уха капала кровь. Он все так же держал голову склоненной набок.
— Затем, что она прекрасный образчик человечества — раз, и два — потому что им нужен хороший генофонд. А со мной у них что-то не получилось, впрочем, как и с ней тоже. Она их обманула и просто сбежала. Ее искали.