— Стандартный прием, — незаметно для себя я стал говорить, как вещающий Леха.
По словам Мирона выходило, что у хлыстов менялась и мораль. Почему же этого не произошло и с ним? Словно угадав мои мысли, он добавил:
— Я у них здесь вроде шута…
— Ты обманул их?
— Насколько мог. Главное, если ты не хочешь, то тебя переделать невозможно.
— Не бросайте меня… — простонал Лука.
Оказывается, мы увлеклись — он плелся посередине моста, боясь посмотреть направо или налево. Сквозь переплетения труб и балок блестели миллиарды звезд. Не было только Луны и Земли. И все странности воспринимались через призму сюрреалистических правил, словно они были естественным продолжением нашей жизни.
— Пришли, — объявил Мирон, не очень-то обращая внимая на Луку и распахивая дверь в полосатую желто-черную будку по размерам не больше, чем будка железнодорожного обходчика, где хранят инструмент. — Я здесь еще не все ходы знаю.
Вглубь убегала то ли пещера, то ли какой-то технологический ход, то ли просто большая нора. На пороге сидела Люся.
— Привет! — обрадовался я, как родственнице.
Лука решился — последние десять метров он пробежал и обнял ближайшую колонну. Честно говоря, я бы с ним здесь и расстался, но мешала старая редакционная привычка помогать своим. Как бы я себя потом чувствовал? Мирон еще раз посмотрел на небо и с явным облегчением закрыл за нами дверь. Я подумал, что он боится черных ангелов, но он боялся еще чего-то.
— Я им песни пою, а они мне пальцы рубят… — произнесла Люся и вопросительно посмотрела на Мирона, не узнавая меня.
Должно быть, это был каламбур, потому что пальцы у нее были на месте, правда, в грязи и порезах. Да и вся она была какая-то взвинченная, сама не своя.
— Хлеба принес?
Голос ее мне не понравился — нервный, изломанный — он словно принадлежал больному человеку. Мирон расстроился. Лицо его стало несчастным, как у святого. Он развел руками, полагая, что так легче обмануть. Мы с Лукой тактично промолчали. Она поправила волосы, шмыгнула носом и облизнула потрескавшиеся губы.
Лука вылез вперед.
— Привет!
— А… это вы, господин, Федотов…
— Зато у нас табачок есть!
Я покривился от его прыти и отдал ей сигареты и зажигалку, которые нашел в низкогеотермальной станции, не сказав, правда, что они принадлежали убитому человеку. Но мне кажется, Люся и бычку была бы рада. Увидев ухо Мирона, она заохала и сняла с блузку. На ней не было нижнего белья. Прежде чем отвернуться, я успел заметить, что грудь у нее литая и коническая. Зато Лука не упустил такого момента. У него даже потекли слюни, а челюсть отвисла, как у полного идиота. Люся, никого не стесняясь, оторвала рукава и, разорвав их на полоски, перевязала Мирона. Теперь он выглядел, как настоящий раненый. Потом она оделась и закурила — очень по-мужски, экономя каждое движение. Глубоко затянулась, выдохнула и расслабилась. На ее губах заиграла странная улыбка.