С другой стороны плаца, за зданием, которое судя по всему было штабом, — заглянув в коридор, я увидел часового с оружием, который, как и положено всякому часовому, спал, — в пустоту ночного неба выдавался ажурный мост. Справа вдалеке, похоже, я разглядел еще один такой же.
Когда мы попали на мост, Мирон обернулся и счел нужным объяснить:
— Это все база с казармами, плацами… — махнул рукой, очерчивая горизонт. — Их держат здесь два месяца. Не кормят и не поют. За это время желудок, почки, печень и кишки у них иссушаются. После голодания они буквально выращивают внутренности заново, ускоряя обменные процессы в сорок четыре раза. А знак — это гармония мироздания. Боковая грань справа — наш мир.
— Почему? — туповато спросил Лука.
— Потому что правильный многогранник — символ совершенства Вселенной, — ответил Мирон.
Лука сделал глубокомысленое лицо, а я удивился — эта странная карта или планшетник вселенной, свойств которого мы не знали.
— А потом? — спросил Лука о курсантах.
— Потом — 'все ушли на фронт', - усмехнулся Мирон, несмотря на то, что у него болела голова.
Его больше занимало собственное ухо, чем разговоры с Лукой, и небо, где летали черные ангелы. Он явно спешил спрятаться. Но Лука был неутомим в своем стремлении к расспросам, сквозь которое проглядывало нервное напряжение.
— А ты? — он быстро оглядывался, вздрагивая, как заяц при малейшем шуме.
Наверное, он хотел услышать что-нибудь подленькое, низкое, например, что Мирону заплатили или что он метил в кресло главного редактора. Меня тоже это занимало, но я понимал, что Мирон полез сюда прежде всего из-за журналистского любопытства.
— Быстрее! — торопил Мирон.
Но Лука вдруг уперся, как осел:
— Расскажи, а ты почему здесь, а не на Земле?
Мирон с усмешкой повернулся к нему:
— Лука, я тебя не узнаю, в кои веки ты интересуешься моими проблемами. А?
— Нет, ты расскажи, почему ты здесь, а не…
— Ладно, ладно расскажу. Просто у меня была другая программа, рассчитанная на год. По идее, я должен принадлежать к элите. Но чего-то не получилось. Думаю, потому что я сразу получил слишком жесткое облучение, предназначенное для хлыстов. Потом меня облучали по другим программам, но я не стал прежним. В результате, я могу есть один раз в неделю и мне не хватает энергии. Три раза я пытался предупредить земные власти. Писал письма в правительство… Один раз меня едва не убили какие-то люди в черном…
— 'Кальпа'… - заметил я.
Мирон посмотрел на черное, как бархат, небо. Вот чего, единственного, он боялся.
— Потом мне вживили чип, чтобы я не рыпался… — быстро сказал он, поглядывая вверх.