— Ладно, — согласился я, полагая, что он больше меня разбирается в подобных вещах. — Тогда поехали сюда. — От моих движений изображение смазалось, но мы сразу вошли в холодильник. Бондарь по-прежнему лежал в ванне с формалином. Разумеется, мы не чувствовали запаха. Лицо его выражало ужас.
— Я всегда знал, что он плохо кончит, — констатировал Леха, не выказывая особенного сострадания.
В образцово-показательной комнате Бондаря царил хаос: стулья были разбросаны по углам, большой медный стол беспомощно лежал в центре вверх ножками. Все, что можно было разбить, было разбито. Впрочем, на осколки мы все равно не могли наступить. Термостат доверительно показывал нам свое нутро. Похоже, искали сбережения. Мы услышали голоса и даже разобрали слова:
— Перчеклин, Перчеклин! Ты же говорил, у него миллионы!
Выскочили следом: их было двое. Они убегали в сторону соседнего здания, и мы не успели их разглядеть. Единственное, что бросилось в глаза — оба были в белых халатах и в шлепанцах на босую ногу. Вот что значит использовать термостат в качестве копилки. Все-таки деньги нужны для того, чтобы их тратить.
— Ты понял?.. — Леха потыкал меня в бок.
— Понял, — ответил я. — Понял, что кто-то навел грабителей, а за одно убрали и свидетеля. Если бы Бондарь меньше любил свои деньги, то остался бы живой, а так мы влипли. А? — Я не хотел никого тащить с собой и спросил Леху для проформы. — Ну что? — я подождал, — пошли в 'Юран', поговорим с барменом, а потом к одному человеку, который знает о планшетниках больше нас с тобой?
Пусть Леха, подумал я, хранит свои тайны. Значит, на это есть причины. Я сунул шарик в карман, изображение послушно исчезло, и через пять минут мы уже стояли в баре. Бармен переспросил:
— Берёзин, что ли? Бывший капитан? Так, х-х-х… он сегодня отдыхает. — И назвал адрес: — Улица Маяковского двадцать два, дробь тридцать.
Пришлось Лехе брать такси. На этот раз он даже не роптал. Шофер немного поартачился, но свернул с проторенного Невского на Литейный и высадил нас около церкви святых Симеона и Анны. Дальше он ехать не хотел — улицы в глубине квартала, заросшие лианами, сплошь были усыпаны кирпичом и многолетним хламом. Леха молча расплатился. У него было очень сосредоточенное лицо. Надеюсь, у меня точно такое же, потому что дело приобретало серьезный оборот. И я гадал, стоит ли вообще дальше заниматься планшетником. Мы пошли по извилистой тропинке, проложенной между всем тем, что отваливалось от домов или выбрасывалось жильцами на улицу. Где-то лаяли собаки и плакали дети. Откуда-то из-под крыш доносилось одно и то же: 'Когда я уйду далеко-далеко… Потом нам на головы высыпали содержимое мусорного ведра. И мы, отплевываясь и обираясь, прибавили хода.