Я посоветовал ребятам придерживаться версии, что они покупали у меня небольшие партии товара для перепродажи. Откуда товар, они не знают, больше никаких дел со мной не имели. Просто я уговорил их немного помочь мне и заработать самим, заплатив им мизерный процент.
Сперва мужики, конечно, возмутились, но я растолковал им, что массовый героизм здесь неуместен, с чем согласился имевший печальный опыт Манхэттен, уныло заметив, что за сговор дают больше.
Мы ещё успели оговорить кое-какие детали, но вскоре нас разделили, выдернув из общей камеры и разведя по разным. Судя по тому, что меня посадили в двухместную, дело принимало печальный оборот. Что и подтвердилось в ближайшее время. Меня допрашивали весьма и весьма интенсивно, я даже встревожился: все раскручивалось чересчур круто. Но я все же упорно стоял на своем, мол, товар приобрел в Лужниках, с машины. Номера не помню. У кого купил? Пожалуйста: маленький, лысый, с бородкой, картавый, в кепке, глаза с прищуром.
- С добрым? - спросил, перегнувшись через стол, следователь, отложив ручку и глядя на меня совсем даже не добрыми глазами.
- Ага, - вздохнул я покорно. - С очень добрым.
После этого меня дня два не трогали, зато перевели в одиночную камеру, от чего я совсем забеспокоился. И как выяснилось, не зря. Допросы возобновились с новой силой, и ещё более участились. И чем дальше, тем они становились агрессивнее. Но я стоял на своем, не покачнувшись, как часовой у мавзолея.
Особенно меня волновало то, что товара у меня обнаружили на приличную сумму, и происхождение его я толком объяснить не мог. Еще чего! Скажи я, что закупал товар в Краснодарском крае, в городе Лабинске, и выяснить объем закупки будет очень легко, а это неминуемо привело бы к Кресту и Черепу, которые такого не прощают. И вообще, я уж лучше отвечу за свое, не то придется отвечать ещё и за их художества. А оказаться на скамье подсудимых с ними вместе у меня не было ни малейшего желания.
Я считал дни. Без предъявления обвинения меня могли держать не более тридцати суток. На тридцатые меня вызывали в очередной раз. Вечером. Только я успел задремать, как подняли. Поэтому на допрос я явился злой и помятый. Каково же было мое изумление, когда из-за стола навстречу мне устремилась с насмешливым взглядом та самая капитанша, которая арестовала меня на рынке.
- Ну что же вы встали в дверях? - усмехнулась она уголками губ. Проходите, садитесь. Я - капитан Павлова, помощник следователя по особо важным делам. Что это с вами? Вы вроде бы не в себе?
Я судорожно пытался вспомнить лексику Манхэттена, проклиная себя за то, что плохо слушал его.