Рэкетиры могли поиграть в благородство и порассуждать о справедливости, но только до тех пор, пока это не касалось их интересов. Особенно если это были интересы финансового порядка. Я знал, что открытого неповиновения мне не простят.
Заур тем временем с трудом встал. Джинсы разодраны на колене, куртка безнадежно испорчена, лицо разбито в кровь. Он вытер грязные руки о штаны, выплюнул выбитый зуб, принял боевую стойку каратиста и пошел на меня, длинно выругавшись не по-русски.
Ну, это мы тоже видали. То, что он знал про каратэ, я уже давно забыл. В степи у меня были хорошие учителя. К тому же в юности я служил на границе, а это тоже неплохая школа, да и боксом малость баловался, а по боевому самбо даже на союзных соревнованиях выступал. Мышцы я наращивал не на комнатных тренажерах, а почти по году пропадая рабочим в археологических экспедициях. Да и уличных боев провел, наверное, поболее, чем этот спесивый абрек.
Он стоял передо мной, угрожающе покачивая кулаками, но слишком явно готовя прямой удар ногой. Он не просек, что вторично попался на тот же прием. В тот момент, когда он резко махнул ногой, я сделал шаг в сторону. С тактикой боя у него явно было плоховато. Я поймал его ногу, зафиксировал на мгновение, нанес ему сильный удар в промежность, одновременно выкрутив ногу и, проводив его падение, ударом локтя в лицо.
Уделал я его жестоко, ничего не скажешь. Как там с челюстью, не знаю, но что недели две будет ходить в раскорячку, это сто процентов. Заур тихо корчился в мокром черном снегу, все стали быстро расходиться, пряча глаза, а я кое-как собрал свои сокровища, безнадежно потерявшие товарный вид.
Затем поднял столик, протер его протянутой кем-то тряпочкой и принялся раскладывать измочаленные шапки.
- Шел бы ты домой, Николай, - подал голос парень напротив. - Не дадут тебе торговать. Да ещё и хуже будет.
Опасливо оглядываясь, его поддержали другие соседи. Но я уже закусил удила, к тому же при виде испорченного товара на глаза мне накатывались слезы, внутри закипала обида. Обида и злость на этих "хозяев жизни", которые могут растоптать чужое добро, отнять не ими заработанные деньги, жить за мой счет, когда я каждую копейку должен добывать потом и нервами. Мало того, что я - здоровый мужик - вынужден стоять на рынке, так меня ещё грабят и унижают, совершенно открыто, нагло, прилюдно.
Я понимал, что надо уйти, что будет хуже, что мне не простят такого публичного "выступления". Но я действительно закусил удила. Такое со мной бывает.
А сквозь торговые ряды уже протискивались двое в кожаных куртках и кепочках с большими козырьками и кокардами. Муниципальная милиция. Они остановились около Заура, о чем-то пошептались и, как появились, так и исчезли, бормоча на ходу по рации. И тут же подскочили братки. Их было шестеро. Здоровенные качки. Двое принялись поднимать Заура, трое остались в стороне, а один подошел ко мне.