Сам по себе этот факт не заслуживает наказания.
Хуже было бы, если бы Моров, задав несколько вопросов-капканов, пристально глядя в точку на лбу Дианы, спросил бы ее:
— Где. Он. Работает?
И она бы ответила:
— В генеральной прокуратуре.
— О чем. Вы. Ему. Рассказали? — пытливо глядя в зрачки Дианы, спросил бы Моров.
— О том, что вы пошли показывать журналистке наркологическое отделение.
— А о чем. Вы. Еще рассказывали. Этому. Человеку? — спросил бы Моров.
— Обо всем — о посетителях, разговорах, о темах исследований. О том, что я узнаю здесь, в институте.
— Зачем. Вы. Это. Делаете? — спросил бы Моров.
И тут бы Диана расхохоталась саркастическим смехом:
— А затем, что не надо задирать юбку каждой встреченной потаскушке, когда рядом есть любящая вас и преданная вам женщина, об одном прикосновении к которой мечтают многие мужчины.
Трудно предсказать, что бы ответил на это доктор Моров. Одно бесспорно — обиженная, отвергнутая женщина способна на многое.
Тем временем спустившись на лифте и пройдя еще одно колено длинного коридора, профессор и Марина оказались в наркологическом корпусе. Перед тем как открыть массивную дверь своим ключом, профессор предупредил:
— И никаких имен. Одни проблемы. Никаких имен.
Почему он это повторил дважды, Марина поняла, лишь оказавшись в коридоре отделения: первым, кого она увидела, был популярный актер театра и кино, с отекшим лицом и потухшими глазами, бредший им навстречу.
— Здравствуйте, профессор, — уныло сказал он, не глядя на профессора и его спутницу.
— Здравствуйте. Как самочувствие?
— Уже лучше, — ответил мастер. — Но все равно — бессонница. Плотно ужинаю, но ночью встаю, съедаю все, что принесли жена и дочь. Просто зверский аппетит. А днем тянет в сон, ни есть, ни читать не хочется. Вялость какая-то…
— Но ведь у вас такое состояние бывало и раньше? — спросил профессор, взяв руку актера в свои и обминая их, как скульптор мнет глину, прежде чем пришлепнуть кусочек к почти готовому сырому бюсту.
— Да, но до клиники я мог выпить. Это помогало. На время.
— Во-о-т. На время. А потом — еще хуже. Нет, батенька, лечиться надо.
— А поможет, профессор? — безнадежно спросил актер.
— Обязательно.
— За последние трое суток не было ни одного "глюка", — радостно поделился актер.
— Что это — "глюки"? — шепотом спросила Марина у Морова.
— А черти всякие. При «делириуме» они частенько навещают по ночам.
— А что такое "делириум"? — округлила глаза Марина.
— Белая горячка. Наша национальная болезнь.
Простившись с профессором, актер снова опустил голову и плечи и понуро поплелся по коридору в свою палату.