— А я не вижу, почему бы мой сосед вдруг бросил оружие, если я безоружна, — упрямо возразила Эми.
— А зачем ему тогда оружие? Ему больше незачем тебя бояться.
— Да он просто захочет его сохранить, потому что ему нравится, что он вооружен. И ему, может, захочется в один прекрасный день его применить. Потому что он любит власть и хочет, чтобы я знала свое место. Честно, Нийл, ты иногда кажешься ужасно наивным. А люди такие, какие есть.
— Но мы ведь не можем больше так рассуждать, Эми. Мы ведь говорим не о ножах, не о ружьях, даже не о пулеметах. Мы сейчас говорим об оружии, которое нельзя применить, не уничтожив самих себя, а может быть, и всю нашу планету. Но ты молодец, что помогаешь с делами НПА, хоть и не сочувствуешь нам.
Эми ответила:
— Ну, НПА — это совсем другое дело. Тут я очень даже сочувствую. Просто я считаю, что ты только время зря тратишь на все эти письма, статьи и выступления. От всего этого никакого толку не будет. Бороться с людьми надо их же оружием.
— Но мы ведь уже кое-чего добились. Во всем мире простые люди организуют марши, демонстрации протеста, заставляют власти предержащие услышать свой голос, заявляя, что хотят мира на земле для себя и своих детей. Простые, обыкновенные люди, такие, как ты.
И тут она вдруг чуть не сорвалась в крик:
— Я тебе не «простые люди»! И не называй меня «обыкновенной»! Если и есть на свете простые, обыкновенные люди, я к ним не отношусь!
— Извини, Эми, я вовсе не в этом смысле…
— Тогда нечего было так говорить.
Единственное, в чем они походили друг на друга, было их нежелание есть мясную пищу. Вскоре после того, как Эми поселилась в фургоне, Нийл сказал ей:
— Я вегетарианец, но тебе и Тимми вовсе не обязательно отказываться от мяса.
Говоря это, он подумал, что не знает, полагается ли ребенку в этом возрасте есть мясо. И добавил:
— Время от времени ты можешь, если захочешь, покупать отбивную в Норидже.
— Я буду есть то же, что и ты. Животные ведь меня не едят, и я их есть не стану.
— А Тимми?
— Тимми ест все, что ему дают. Он не капризуля.
И правда. Нийл и представить себе не мог ребенка более покладистого, чем Тимми, и такого почти всегда всем довольного, как он. Нийл углядел на доске объявлений в Норидже, что продается подержанный манеж, и привез его домой на крыше машины. В манеже Тимми мог ползать часами, иногда поднимаясь на ножки; он с трудом удерживал равновесие, а ползунки сползали и путались у него в ногах. Если что-нибудь выводило его из себя, он приходил в ярость, зажмуривал глаза, задерживал дыхание и издавал вопль такой устрашающей силы, что Нийл не удивился бы, если бы весь Лидсетт примчался посмотреть, кто из них мучает несчастного младенца. Эми в таких случаях никогда не шлепала сына. Она выхватывала его из манежа, сажала на бедро и относила к себе на кровать со словами: