Им обоим не удалось поступить в университет, и теперь разница между ними давала им обоим лишний повод самодовольно, часто и долго сравнивать его и свой собственный стиль жизни: у обоих комфортабельные дома в районе, где живут не самые незначительные служащие фирмы; ванные при спальнях; у каждого — фальшивый камин в той комнате, что они называют гостиной; у обоих жены работают; каждые два года и тот и другой приобретают новые машины и, в складчину купив таймшер, они проводят отпуск на Майорке. И вывод — Нийл знал это совершенно точно — всегда был один и тот же: ему, разумеется, следовало бы взять себя в руки, он ведет себя неправильно, и это после всех жертв, на которые пошли родители ради того, чтобы он мог поступить в колледж, а вот теперь видно, что все эти деньги потрачены впустую.
Эми он ничего про это не говорил, однако с радостью поверял бы ей все свои горести, выкажи она хоть малейший интерес. Но она не задавала вопросов о его прошлом и ни слова не говорила о своем. Голос ее, ее тело, ее запах были теперь знакомы Нийлу нисколько не меньше, чем его собственные, но, по существу, он знал о ней сейчас не больше, чем когда она впервые появилась на берегу. Она не желала получать никаких вспомоществований от благотворительных организаций. «Мне вовсе не хочется, чтобы проныры из министерства здравоохранения и соцобеспечения совали сюда нос, пытаясь выяснить, не спим ли мы вместе», — говорила она. Нийл соглашался. Ему тоже не хотелось. Но ради Тимми, думал он, все-таки стоило бы получить то, что ей могли предложить. Денег он ей не давал, но питались они на его счет, и это было вовсе не так уж легко: университетский грант таял с невероятной быстротой. Никто ее не навещал, никто не звонил. Иногда ей приходили открытки, обычно с видами Лондона и ничего не значащим текстом. Насколько он знал, она на них не отвечала.
Между ними так мало было общего. Периодически она помогала ему с делами НПА, но он не мог с уверенностью сказать, насколько глубоко она сочувствует его делу. Однако он знал, что его пацифизм она считает глупостью. Вспомнить хотя бы их разговор сегодня утром…
— Слушай, если я живу по соседству с врагом, у которого имеется нож, ружье и пулемет, а у меня все это тоже есть, я вовсе не стану избавляться от всего этого вперед него. Я скажу ему: валяй брось нож, потом ружье, потом и пулемет. Он и я — одновременно. С какой это стати я первая брошу свое оружие, а его останется при нем?
— Но кто-то же должен начать, Эми. Нужно положить начало доверию. Отдельные люди или целые государства, но мы должны найти в себе силы открыть сердца доверию и, протянув другим раскрытые ладони, сказать: «Смотрите, я безоружен, все, чем я обладаю, — это человечность. Мы все живем на одной планете. Мир полон страданий и боли, зачем нам увеличивать их? Страху не должно быть места на земле».