«Перебор, сэр, ну нельзя же так! Парень вас чуть ли не за отца родного держит, а вы с ним, как с дерьмократом в кулуарах Госдумы. Нервы, конечно, не железные, но своего-то зачем?»
— Все, Рось, все, хватит! — Мишка снова приобнял крестника за плечи. — Ну, перестань, перестань… эк тебя пробило-то. Хватит, я сказал! Испробовал на себе истину «не суди и да не судим будешь»? Вот и не суди.
— Но как же?..
— Всему свой срок, Роська, не спеши, воспитаем ребят, как надо, только не дави, не ломай. Время такая штука… оно все перебарывает, сам убедишься… со временем. Ну, вот представь себе: переженятся наши отроки, родятся у них детишки. Кто им сказки да легенды рассказывать будет? Деды и бабки, так?
— Так… но они же язычники?!
— Погоди, Рось, не спеши. Потом и у тех детей родятся свои дети. И они уже будут спрашивать у своих дедов и бабок: как устроен мир, почему гремит гром, что с человеком происходит после смерти?
— Ага! А они уже христиане, и станут рассказывать…
— Нет, Роська, если бы все было так легко и просто! На самом же деле… понимаешь, сказки-то малым детям мы рассказываем, по большей части те, которые сами в детстве слышали. Так что… не знаю. Кто-то, конечно, и Святое Писание внукам возьмется пересказывать, а кто-то языческие сказания, а скорее всего, и то и другое вперемешку. Но пройдет еще несколько поколений, и однажды на вопрос внучат: «Что бывает с людьми после смерти?», уже никто не произнесет слово «Ирий», а только слова «Ад» и «Рай». Вот тогда… вот тогда и произойдет то, чего ты хочешь добиться всего-навсего за три месяца!
— Так мы же и не доживем…
— Андрей Первозванный тоже не дожил, а Русь-то крестили!
— Минь… Крестный, ты так говоришь, будто тебе не четырнадцать лет, а четыреста…
— Ну, так и ты, православный воин Василий, тоже с отроками разговариваешь не от себя, а опираясь на одиннадцать веков христианства. Или не так?
— Я, как-то, и не задумывался…
— Ну так задумайся: что такое три месяца, по сравнению с тысячелетием? А теперь ступай, присмотри там, но в меру, с разумением.
— Но отец Михаил…
— Исполнять! Могилы, кстати, пусть тоже седьмой десяток роет. А кресты на могилах позже поставим. Все, урядник Василий, спорить и возражать запрещаю! Иди, командуй седьмым десятком
«Мда-с, досточтимый сэр, мировоззренческий конфликт между поколениями… в какую еще сторону вывернется — поди угадай. Ладно, еще сейчас — „это бог неправильный, а вот этот правильный“, а придет время и вслух будет сказано: „Бога нет!“.
И какой из сего заявления надлежало сделать вывод? Все дозволено? Этим вопросом, помнится, мучались персонажи Достоевского. А Максим Горький устами своего героя заявил: „Все — в человеке, все для человека! Существует только человек, все же остальное — дело его рук и его мозга!“. Все, почему-то, помнят из этого монолога Сатина только слова: „Человек — это звучит гордо!“, а ведь, по сути, это — манифест атеизма. И публика рукоплескала! Граждане Империи, где православие было государственной религией и без справки от приходского священника нельзя было получить паспорт! Да, на театральных подмостках это — красиво, смело, возвышщенно! А в жизни? Когда дошло до дела, то только шмотья полетели, причем, шмотья кровавые, а те, кого в школах подзатыльниками и розгами заставляли учить Закон Божий, с уханьем и присвистом валили кресты с куполов…