Весь этот сумасшедший дом надо было как-то прекращать, пока на нечленораздельные вопли Саввы не стал собираться народ. Легче всего, видимо, было привести в себя Юльку, которая просто-напросто растерялась от неожиданного появления Мишки и Саввы. Сидя верхом на лежащей ничком Красаве, Мишка снял с себя пояс с подсумками и запустил его в Юльке в ноги. Юная лекарка запнулась, потеряла равновесие и уселась на землю. Савва тут же боднул ее головой в грудь, но Юлька, каким-то змеиным движением ухватила его за шею и парень почти сразу обмяк.
Переключив внимание на Красаву, Мишка не нашел ничего лучше, чем отвесить ей несколько звонких пощечин. Подействовало. Нинеина внучка резко втянула воздух сквозь сжатые зубы и попыталась сесть. Мишка не стал препятствовать, лишь придержал Красаве руки и заорал ей прямо в ухо:
— Очнись, Красава! Савва заговорил! Ты его вылечила, слышишь, Красава? Ты Савву вылечила, к нему голос вернулся!
Красава коротко простонала и принялась вырываться, Мишка выпустил ее руки, схватил за плечи и как следует, встряхнул.
— Глаза-то открой! Все уже, все! Никто тебя больше не обидит, ну-ка, посмотри на меня.
Красава послушалась, открыла глаза, которые тут же начали наполняться слезами.
— Мишаня, она меня… — продолжение фразы утонуло в рыданиях.
Тут все было в порядке, раз слезы, значит, отпустило. Мишка поднял голову и глянул на Юльку и Савву. Пацан лежал неподвижно, видимо в обмороке, а Юлька, что-то зло шипя сквозь зубы, по одному разгибала пальцы Саввы, сомкнутые на ее поясе.
— Ну что, Перуница[4], великую победу одержала? С детишками справилась!
Слава тебе, дева грозная!
Ликом прекрасная, богоподобная,
В прах всех врагов повергающая
Мощной десницей божественной!
Блеск твоих крыльев серебряных,
Взор твоих глаз, что как яхонты,
Смертью грозят недостойному,
В трепет ввергают несмелого…
— Трепач! — Юлька зло зыркнула в сторону Мишки и снова опустила глаза к поясу. — Скоморохом тебе быть!
Но возжигают они
Пламя отваги у воинов,
Но поселяют они
Сладкую муку любовную
В сердце того, кто с достоинством
Имя несет мужа честного…
— Балаболка! — Юлька наконец освободилась и поднялась на ноги.
Стоя над телом поверженным,
Славу поешь ты делам его:
Подвигам, битвам, свершениям.
Душу приняв мужа честного,
Ты по пути яснозвездному
В Ирий пресветлый…
— Да заткнись же ты, аспид! Ты хоть знаешь, что тут было? Эта мочалка…
— И знать не хочу! Перед тобой двое больных лежат. Ты лекарка или коза на выпасе?
— И что в тебе девки находят? Морда шпаренная, руки-крюки, язык, что помело…
Это было серьезно! Юлька не отреагировала на, казалось бы, неотразимый прием — призыв к исполнению лекарских обязанностей. Хочешь не хочешь, пришлось применять недетские средства: