Китаец сперва не хотел ехать с ними, но ему предложили тройную оплату, и тогда он согласился.
Его привезли в небольшой загородный дом, провели в дальнюю комнату.
В этой комнате стояла расписная шелковая ширма, украшенная изображениями драконов и тигров. За этой ширмой сидел человек.
– Я не видел его лица, гаспадин! – воскликнул китаец. – Только луку!
– Руку? – переспросил Маркиз.
– Да, гаспадин, луку!
Человек за ширмой выставил руку. Он не сказал ни слова, так что Ван не слышал его голоса. Его провожатые велели сделать на руке незнакомца такую же татуировку – коронованного скорпиона, только корону сделать не зубчатой, как у остальных, а в виде царского венца.
Господин Ван выполнил свою работу, с ним расплатились и увезли обратно в мастерскую.
Больше он не видел никого из тех людей…
– Плошло много влемени, гаспадин… – проговорил китаец вкрадчиво. – Плошло много влемени, и ты велнулся?..
– Кто вернулся? – удивленно переспросил Маркиз. – Вы меня с кем-то путаете, господин Ван!
Китаец внезапно схватил его за левую руку, задрал рукав, обнажив запястье.
Леня пытался сопротивляться, но его внезапно охватила удивительная слабость, он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Голова у него кружилась все сильнее, стены подвала завертелись вокруг него, как карусель.
Китаец удивленно уставился на его руку, и глаза снова сузились в черные щелочки.
– Извини, гаспадин… старый Ван осибаться…
– Ошибаться?.. – повторил за ним Маркиз.
– Осибаться… – закивал китаец. – Я думать, что ты и есть сколпион… думать, что ты плишел за мной…
Маркиз хотел что-то ответить, но в глазах у него потемнело, и он потерял сознание.
Лола оставила машину за два квартала до театра, поскольку на набережной реки Фонтанки всегда были проблемы с парковкой. Пу И повизгивал у нее под мышкой и требовал, чтобы спустили на землю и дали побегать, но Лола была неумолима.
– Лучше не проси, дорогой, ты весь измажешься, и нас не пустят в театр! – говорила она строго.
Пу И прекрасно изучил свою хозяйку и теперь был просто уверен, что Лола заботится исключительно о своем новом светлом пальто. И впрямь Лоле вовсе не улыбалось вытаскивать своего питомца из лужи, обтирать ему лапы и вообще возиться со своим сокровищем здесь, в театре. При виде закрытых по дневному времени парадных дверей, при виде многочисленных ярких афиш и фотографий из спектаклей Лолу охватили ностальгические чувства.
Как счастлива она была когда-то на театральных подмостках! Как тепло принимала ее публика! Как много хорошего писали о ней в газетах, и даже сам широко известный театральный критик Пеликанский назвал ее как-то вновь явившимися миру Сарой Бернар, Сарой Сиддонс и Верой Комиссаржевской в одном лице! Какие огромные букеты роз присылали ей поклонники! Как ценили ее режиссеры, как уговаривали принять участие в их постановках!