"Залезайте", -- сказал тот, с цементом, -- сколько времени потеряли".
Они влезли в повозку и поехали. Когда я ужинать пошел, все равно казалось, что слышу запах. На другой день мы с полицейским принюхались, и я сказал:
-- Пахнет?
-- Да уж они, наверно, в Джефферсоне.
-- Или в тюрьме. Слава богу, что не в вашей.
-- Да уж, -- сказал он.
ДАРЛ
-- Вот тут, -- говорит папа. Он натягивает вожжи и сидит, повернувшись в дому. -- Можем попросить у них воды.
-- Хорошо, -- я говорю. -- Придется одолжить у них ведро, Дюи Дэлл.
-- Видит Бог, -- говорит папа. -- Я не хочу одалживаться, видит Бог.
-- Попадется консервная банка побольше, можешь в ней принести, -- я говорю. Дюи Дэлл вылезает из повозки со свертком. -- А в Моттсоне-то пироги труднее продать, чем ты думала, -- говорю. Как разматываются наши жизни в безветрие, в беззвучность, усталые жесты усталым итогом; отголоски былых побуждений бесструнны, бесперсты: на закате мы застываем в неистовых позах, мертвых кукольных жестах. Кеш сломал ногу, и теперь высыпаются опилки. Он истекает кровью, Кеш.
-- Я не хочу одалживаться, -- говорит папа. -- Видит Бог.
-- Тогда налей сам, -- отвечаю. -- Подставим тебе шляпу Кеша.
Дюи Дэлл возвращается не одна, а с каким-то человеком. Она подходит, а он остановился на полдороге, постоял, а потом возвращается к дому и стоит на веранде, наблюдает за нами.
-- Спускать его на землю не стоит, -- говорит папа. -- Можем сделать прямо здесь.
-- Кеш, -- говорю я, -- тебя спустить на землю?
-- А завтра в Джефферсон не попадем? -- спрашивает он. Глаза его смотрят на нас вопросительно, настойчиво, печально. -- Я бы потерпел.
-- Тебе полегчает, -- говорит папа. -- Тереться не будут друг об дружку.
-- Я потерплю, -- говорит Кеш. -- Останавливаться -- время терять.
-- Мы цемент уже купили, -- говорит папа.
-- Я бы потерпел. Один день остался. Нисколько не беспокоит, можно сказать. -- Большими глазами он вопросительно смотрит на нас; лицо худое и серое. -- Схватывается он крепко.
-- Мы уже купили, -- говорит папа.
Я развожу цемент в жестянке. Размешиваю жижу толстыми зеленоватыми спиралями. Несу цемент к повозке показать Кешу. Он лежит на спине, его острый профиль, аскетический и значительный, обращен к небу.
-- Как по-твоему, правильно замесил? -- спрашиваю я.
-- Лишней воды не нужно, не будет держать, -- говорит он.
-- Я лишнего налил?
-- Может, песку сумеешь добыть, -- отвечает он.
Один день остался. Не беспокоит нисколько.
Вардаман уходит назад по дороге, туда, где мы пересекли ручей, и возвращается с песком. Медленно сыпет его на витое тесто в жестянке. Я снова подхожу к Кешу.