— Ты его не знаешь!
Я вижу, куда идет дело, и поспешно приканчиваю пиво. Не хватало еще махаться с пьяным стариком в засранном баре. Такая драка независимо от исхода сулит лишь одно: позор молодому, у которого не хватило ума ее избежать.
— Ну ладно, будь здоров.— Я встаю, направляюсь к выходу. И чувствую, пересекая зал, что его взгляд неотрывно сверлит мне затылок… Хлопает дверь — я оказываюсь в дождливой ночи, на пешеходной улице у подножия Литского подъема.
Я заглядываю в пару заведений, добавив к общему счету еще шесть кружек «Гиннесса» и три двойных виски — залпом, без передышки. Алкоголь оглушает, как кувалда. Дома меня ждет Кей, вся в слезах. Заводит песню про свою карьеру, про танцы, про то, как мне плевать на ее будущее и вообще на все,— и в конце концов уходит. Мир скомкан, как после автомобильной аварии. Я пытаюсь возражать, но она смотрит сквозь меня. А я смотрю сквозь выпитое. Мы бесконечно далеки друг от друга, хотя и бредем бок о бок по руинам наших жизней.
Она пришла танцевать.
Я не замечаю ее присутствия — и страдаю, когда ее нет. В пустой квартире невыносимо сидеть одному. Выбегаю под дождь, снова прохожу мимо бара на улице Дюк — и вижу, заглянув в окно, как болтается на метафизическом ветру опьянения старый боксер, а рядом осуждающе качает головой успевший присоединиться к нему кореш Басби.
Мне хочется зайти туда и…
Мимо, мимо!..
Не помню, как добираюсь до дома матери. Не помню, как она отпирает дверь. Помню только свой крик:
— Значит, повар, да?! Мой отец был поваром? Кулинарил папочка!
Мы начинаем друг на друга орать, и я повторяю как попугай:
— Повар, повар, повар, повар…
И вдруг в ее глазах появляется странное выражение — не злоба, а скорее насмешка, и она спрашивает:
— Ну и много он тебе обедов приготовил, сынок?
Я выбегаю, хлопнув дверью, решив, что не буду разговаривать с этой упрямой старой шлюхой, пока она не скажет правду…
Вернувшись к себе, устало поднимаюсь по ступенькам, отпираю дверь… Вот оно. Лежит на каминной полке. Мое сердце останавливается.
Кольцо. Обручальное кольцо, которое я подарил Кей.
К этому я просто не готов. Да и можно ли приготовиться?
Мой отец, мой бедный папа! Такой хороший человек, никогда мухи не обидел. За что ему такое? Почему? Да еще и мамина скорбь — непрерывная, мучительная… Даже хуже, чем смерть отца. Все навалилось так внезапно, я просто не готов. Сломался. Не знаю, что делать. И Кэр со мной не разговаривает, молчит, как немая.
Мы ждем у входа в церковь. Моросит дождь. Я оглядываюсь: почти никто не пришел. Отца всегда интересовала только семья — а семья-то небольшая, из старших родственников в живых уже никого. Кроме нас, явились только несколько человек из депо да пара соседей.