— Герман, мне что, нужно будет туда залезать? — Спросил он у отставшего, было, толстяка в лётной форме. — Я туда не помещусь, там очень мало места.
— Не знаю, — пожал плечами лётчик, — Я никогда раньше не был на исповеди.
— Может я смогу чем-то помочь, дети мои? — Раздался сзади профессионально вкрадчивый голос.
Посетители обернулись. Военному, лицо священника напомнило кайзеровский шлем, положенный на бок. Такое же вытянутое вперёд и острое. Его спутнику оно ничего не напомнило, так как на фронте он ходил без шлема, отобранного и пропитого фельдфебелем Ватманом.
— Шланг, пастор Шланг. Чем могу служить, дети мои?
— Прекратите называть нас детьми! — Возмутился человек с чёлкой. — Я фюрер великого германского народа немецкой нации Адольф Гитлер. А это мой соратник по борьбе генерал Герман Геринг. Или наоборот?
— Что наоборот, мой фюрер?
— Может я фюрер великого немецкого народа германской нации? Ты не помнишь моё точное звание, Герман?
— Никак нет, мой фюрер, — вытянулся Геринг, — я простой солдат, исполняю приказы, а терминологию у нас Иохим разрабатывал.
— Жалко, — огорчился Гитлер, — нужно было записать. Тогда, пастор, называйте меня просто фюрером. И, кстати, Вы что-то спрашивали про службу? Да, Вы обязательно должны взять в руки оружие, и умереть, защищая тысячелетний Рейх от жадных варваров, угрожающих ему с юга, севера, востока и запада.
— Простите, — пастор Шланг испуганно скрестил руки на груди, — но на севере у нас море.
— Вздор! Для сумрачного германского гения море не является преградой. Герман, я не забыл никого из врагов?
— Не знаю, мой фюрер, — опять вытянулся Геринг, — но кажется есть ещё кто-то на северо-востоке.
— Да, как я мог забыть про большевиков? Немедленно отдайте пастору свой пистолет, мы идём защищать Рейх от Сталина.
— Простите, мой фюрер, но Вы приехали сюда на исповедь.
Загоревшиеся, было, глаза Гитлера опять потухли и руки затряслись. Он затравленно посмотрел на кабинки.
— Я туда не полезу.
— Оставьте нас вдвоём, генерал, — пастор настойчиво подталкивал толстяка к выходу.
В дверях тот остановился.
— Надеюсь Вам не нужно объяснять, святой отец, что разглашение тайны именно этой исповеди приведёт по крайней мере в Моабит?
— Не нужно напоминать мне о долге перед Господом, — ответил пастор Шланг, захлопывая створки перед носом у Геринга.
Подойдя к Гитлеру, священник взял его за запястье, достал часы и посчитал пульс.
— Давайте поговори без всяких кабинок, мой фюрер. Высуньте язык. Так, замечательно. На что жалуетесь?
— Я вижу сны, доктор. Простите, пастор.