Параллельные прямые (Шкенёв) - страница 15

В этот момент он мне показался похожим на свой пароход. Тоже весь в чёрном и с клубами дыма из трубы. Но, судя по первому впечатлению, капитан был покрепче своего корабля. «Челюскин» и правда заходил в Копенгаген для ремонта судовых машин и кое-каких мелких доделок.

— И в конце концов, — продолжил Воронин, — меня Шмидт просил только довести «Челюскин» до Мурманска, клятвенно обещая потом на собственные деньги купить билет на поезд до Ленинграда. Целый месяц письмами долбил, уговаривая. А когда я отказался вести пароход дальше, ко мне пришёл этот ваш мордоворот Кандыба и посадил меня в кутузку.

— Это совсем не мой мордоворот, Владимир Иванович. Тем более я его ещё в глаза не видел. И, согласитесь, кутузка ваша хоть и не комфортабельна….

— Зато питья и закуски много. — Перебил меня капитан. — Вот это меня и беспокоило. Точнее не это, а абсолютное отсутствие гальюна. Паршивого иллюминатора, и того нет. Согласитесь, нехорошо бы получилось.

— Совсем бы нехорошо получилось, Владимир Иванович, если бы Кандыба вас арестовал, усмотрев вредительство, саботаж и контрреволюционную пропаганду, в виде охаивания нового парохода, купленного распоряжением мудрого советского правительства по прямому указанию товарища Сталина. Вот так то вот.

— А вы, Гавриил Родионович?

— Что я? Я мог и не приехать.

— У меня есть варианты?

— Помилуйте, товарищ Воронин, у вас даже нет варианта сесть на нары. Потому как мне срочно необходим капитан на мостике «Челюскина». Или, вы думаете, Белецкий справится?

— Этот мотольский портной? Не смешите селёдок, товарищ комбриг. Это когда же партийные работники рулить умели? — Капитан с показным кряхтение поднялся со своего мешка. — Так куда держим курс?

— На Северный полюс.

— Чево-о-о?

Глава 3

Вывели болезного. Руки ему за спину.

И с размаху кинули в чёрный воронок.

Владимир Высоцкий.

Боцман Заморский уже две недели пребывал в чёрной меланхолии. Виновники этого недуга, те самые штатские из экспедиции, старались не попадаться на глаза, чувствуя за собой вину. И не только вину. Да что вину, если с точки зрения просоленного маремана совершались форменные преступления. Кинооператор, прикрываясь московскими связями, кощунственно разбрасывал папиросные бычки в мыслимых и немыслимых местах с такой скоростью, что пять судовых уборщиц не успевали их перехватывать. А недавно прожёг новую форменную фуражку, подаренную боцману женой на серебряную свадьбу, невзначай уронив окурок на голову проходившего под трапом Заморского.

А зоолог? Ну, понятно, что уход за ездовыми собаками ему попросту навязали. Но этот очкастый товарищ за ними не только не ухаживает, но и не присматривает. Привык, понимаете, что у него подопытные морские свинки в клетках сидят. А собаки по всему судну бегают и гадят больше кинооператора. Да куда там оператору, больше чаек гадят. А убирать кому, зоологу? Как бы не так. Он отказывается опознавать какашки на палубе как собачьи, и, ссылаясь на свой научный авторитет, сваливает всё на мышей. Разве мыши могут навалить такую кучу? Это же, сколько им скушать надо?