— Собака-то большая? — заинтересовался кок.
— Здоровенная. — подтвердил Кренкель. — Как раз аппетита на целую голову хватит.
— А, ладно, забирайте. Но вы уж скажите товарищу из Москвы, что я тоже о собачке беспокоюсь.
— Да не вопрос, Максим Петрович. — Кренкель взял с полки мешок, бросил туда голову и покинул камбуз. Заморский сунул в карман недопроведённую профилактику и, плотоядно улыбаясь, вышел следом.
— Крепче, крепче привязывай.
— Да куда тут привяжешь? У неё уши скользкие.
— Салабон ты еще, Теодорыч, — боцман достал из кармана моток толстой лески. — Держи. И крючки возьми. А не то верёвку сразу разглядит.
— Ничего он там не увидит, — убеждённо ответил Кренкель, цепляя свиные уши крючками. — На камбалу приготовил крючки?
— Тебе какая разница? Поднимай. Да не раскачивай ты так! Промахнёмся.
Боцман и радист приподняли свиную башку над леерами, и она плавно заскользила вниз, изредка чиркая пятачком по борту. Несмотря на заявленный режим строгой секретности, иллюминатор радиорубки, из которого доносились громкие крики "Москва, Москва, товарищ первый, вы меня слышите?", был открыт. Злоумышленники подвели башку к цели и, чуть качнув, затолкнули свиную морду в иллюминатор.
Чтобы не скучать в ожидании Гавриила, наверняка пьющего с капитаном что-то горячительное, я предложил Берии прогуляться по «Челюскину». Я остановил Шмидта, пытавшегося нас сопровождать, и мы неторопливым шагом вышли на палубу.
— Присядем? — Я показал рукой в сторону нагромождения всевозможных ящиков.
Берия согласно кивнул головой и пошёл вперёд, выискивая укромный, и, главное, не продуваемый уголок. Вот он расположился на ящике и внимательно прищурил глаза, ожидая начала разговора. Только я сначала закурил, полюбовался искорками на надраенных сапогах, собираясь с мыслями, и только потом спросил:
— Что ты думаешь об этом, Лаврентий Палыч?
— О капитане? Или вообще? — Уточнил Берия.
— Да что о капитане говорить. Сейчас укушают с Гиви пару бутылок, и пойдет твой капитан к себе на мостик. Или в рубку, как это моряки называют? В общем, к себе пойдёт. А что о нас скажешь? О ситуации?
— Непонятная у нас ситуация, — вздохнул Лаврентий Павлович. — Непонятная, и от того весьма прискорбная.
— Чего тут прискорбного? — я позволил себе слегка возмутиться. — Разве мало попаданцев по мирам шастает?
— Мало, Изяслав Родионович. На самом деле мало. Можно даже по пальцам пересчитать. Уж извини, но ты просто всей информацией не владеешь. Вы с Гавриилом Родионовичем всё больше по боевым действиям специализируетесь, да ещё географические открытия курируете. Я же до сих порт боец невидимого фронта.