Идиллия неожиданно нарушилась громким хлопком, и резким запахом спирта, мгновенно заполнившего кабину.
— Вы что там, ироды, шампанское пьёте? — Чкалов погрозил экипажу кулаком.
— Валера, шланг радиатора лопнул, — крикнул Байдуков, — ни черта не видно, прямо на стекло брызжет.
— Гиви, а почему они боком летят? — Спрашиваю у начальника, глядя на самолёт, делающий уже третий круг над аэродромом.
Комбриг Архангельский не ответил сразу. Да и потом промолчал. Не считать же ответом грубые выражения в адрес неведомого аса, который с высоты тридцати метров не может разглядеть посадочную полосу, вдоль которой специально разожгли костры из набранного плавника, для большей дымности политого мазутом.
— Может на высоте боковой ветер сильнее? — Предположил Лаврентий Павлович, пряча лицо в воротник полушубка. — Надо будет у Бабушкина проконсультироваться.
Тоже мне, любитель научных конференций. А самолёт взвыл двигателем, довернул, и начал снижаться. Что же он делает, паразит, где шасси? Ага, вот, вроде сообразил и выпустил.
— Сейчас ещё на один круг уйдёт, — напророчил Берия.
— Ты откуда знаешь, вроде не специалист?
— А ты сам, стал бы поперёк полосы садиться?
— Я - нет. Но может сейчас такое постановление партии вышло? О преодолении буржуазных предрассудков в авиации.
Неизвестный лётчик действительно бросил ввысь свой аппарат послушный, сотворил стремительный полёт, и машина, наконец, покатилась по аэродрому, дав при посадке изрядного козла. Блестящий на солнце диск винта постепенно замедлил вращение и остановился, став похожим на громадную ощипанную ромашку. Фонарь кабины откинулся, и показалась голова, обтянутая кожаным шлемом. Было видно, как пилот подтянулся, и выбрался на плоскость, на котором и встал, покачиваясь от усталости.
Берия подхватил заранее приготовленную стремянку, и решительным шагом направился к самолёту. Я двинулся следом. Когда подошёл, лётчик уже стоял на земле, спрыгнув с крыла. Его широкое лицо ещё больше расплылось в приветливой улыбке, а взгляд остановился на моих петлицах.
— О, чекист настоящий! Дай я тебя обниму, дорогой. — Он же раздавит меня своими флюгер-хенде.
Господи, где же он так нализался в небесах? Неужели Туда, к нам залетал? Нет, чушь, в этом мире мы единственные. А где я этого аса мог раньше видеть? Осторожно освобождаюсь из медвежьих объятий, подсунув вместо себя Лаврентия Палыча, и спрашиваю у подошедшего Гавриила.
— Гиви, а это кто? Что-то лицо очень знакомое. Не находишь?
— Памятник в Нижнем Новгороде помнишь?
Ёлки-моталки, точно, это же Чкалов. Видел в прошлом году, когда в Навашино ездили…. Стоит на волжском откосе, на главной площади, спиной к реке, и всему городу неприличный жест показывает. Говорят, что литейщики этот монумент три раза переделывали. Не помогло, всё равно в первую же ночь руку в локте сгибает. И смотрит через кремлёвскую стену на бывший обком. Нынешнему губернатору пришлось даже кабинет сменить. С окнами на другую сторону.