– Я тут остальное сделаю сам, – обещал он.
Когда Вильчур с Василем оказались на тропинке, вьющейся вдоль пруда, профессор спросил:
– Так о чем речь?.. Какие-нибудь проблемы с отцом?
– Проблемы не проблемы, – подумав, ответил Василь, – потому что я еще точно ничего не знаю, но отец в последнее время что-то замышляет, молчит и постоянно куда-то уезжает.
– Что из этого следует?
– Вот я и не знаю, – помедлив, ответил Василь.
– Но почему тебя это беспокоит? Ездит, наверное, у него свои дела, вот и все.
Василь, покусывая сорванную травинку, долго молчал.
– Может, свои дела, – отозвался, наконец, – а может, и мои. Еще в Великий пост отец вспоминал, что мне уже пора жениться.
Вильчур рассмеялся.
– А ты не хочешь?
– Почему я не хочу? Известно, как придет пора, каждый должен жениться. Но не так.
– А как? – спросил Вильчур, забавляясь прозрачной дипломатией Василя.
– Ну, не так, чтобы отец искал. Отец будет смотреть, чтобы богатая и работящая была.
– А ты хотел бы бедную и такую, которая не любит работать.
– Ну, а зачем ей работать? Мало тут баб в доме? Хлеб едят, так пусть и работают. А мне так без разницы, бедная или богатая. Деньги – вещь наживная.
Профессор наклонился надо рвом, густо покрытым мелкими фиолетовыми цветами.
– О, как зацвел… Сколько его здесь… Так, значит, что? Какой мне тебе дать совет, чем помочь?
– Если бы вы поговорили с отцом, чтобы он успокоился… потому что потом он упрется и с ним не справиться. А если сейчас с ним поговорить, так, может, он махнет рукой и скажет, мол, не буду вмешиваться, пусть сам выбирает себе по сердцу…
Чабреца было столько, что Вильчур присел и рвал его горстями в свою корзинку.
– Ну, хорошо, – подумав, ответил он. – Я поговорю с Прокопом. Ты же знаешь, что я желаю тебе добра. А жену, действительно, каждый должен выбрать себе сам по своему сердцу… Ты прав, что деньги счастья не дают… Ты прав… Я поговорю с Прокопом.
Для выполнения обещания представилась возможность в тот же вечер. Мельник, как он делал это часто, пришел в пристройку поговорить. Разговор, правда, проходил преимущественно в молчании как Вильчура, так и Прокопа, молчании, которое время от времени нарушалось каким-нибудь замечанием или информацией о событиях дня, о людях, о делах.
Улучив момент, Вильчур спросил:
– Скажи, Прокоп, что это ты замышляешь в последнее время? Все ездишь и ездишь, на мельнице нет тебя по целым дням, все удивляются.
Прокоп с хитрецой посмотрел на Вильчура и, чтобы выиграть время, начал сосредоточенно скручивать себе папиросу. Медленно насыпал махорку на большой кусок бумаги, толстыми пальцами, не спеша, равномерно ее распределил, лизнул края и закурил. Потом, наконец, ответил: