А теперь на ее очарование купился волшебник. Это было уже слишком. Досада заглушила внутренний радар Рикки. Он не почувствовал опасности в том, что волшебник снова и снова повторял имя сестры, в том, что назвал ей себя, хотя не открывался перед ним, в том, что долго-долго держал ее руку в своих ладонях. И в том, что дал ей доллар. Рикки должен был почувствовать опасность, но не почувствовал ничего. А может быть, почувствовал приближение беды, но не захотел ее предотвратить.
– Почему-то, – сказал Ричард, вытирая глаза рукой, – мне расхотелось ходить к волшебнику. Но Шанталь настаивала, и я отводил ее. А однажды он позвал ее в подвал, чтобы показать что-то. Когда Шанталь вернулась, она сияла, словно получила самый дорогой подарок в мире. Я спросил: «Что он тебе дал?» – но она не ответила. Она никогда, никогда, никогда не хотела делиться подарками.
– Что он ей дал? – спросил я.
– Зажигалку. Тяжелую, золотую. Она спрятала ее в ящике с игрушками, но я нашел. После этого у меня совсем пропало желание ходить к волшебнику.
– Но Шанталь продолжала бывать у него?
– Да. Она показывала конфеты, которые он ей дарил, и смеялась надо мной, потому что я к нему больше не ходил.
– Что случилось с Шанталь?
– Не знаю. Но как только она пропала, я понял, что виноват волшебник, этот Тедди.
– Вы кому-нибудь сказали об этом?
– Не сразу. Как я мог? Ведь это я отвел ее к волшебнику. Я был в ответе. Мама с папой убили бы меня, выбросили на улицу.
– Тебе было девять лет, – сказала Моника. – Ты не понимал, что делал.
– Нет, я все понимал. Когда Шанталь исчезла, родители изменились ко мне. Они больше не кричали: «Успокойся, Ричард. Сиди тихо, потому что Шанталь танцует». Они говорили: «О, наш милый Ричард, оставайся дома, Ричард, береги себя». Меня обнимали, целовали и баловали. Меня больше не выпускали на улицу, что меня вполне устраивало, потому что я боялся Тедди. Нет, я не хотел, чтобы Шанталь вернулась.
– Неужели ты так ее ненавидел? – спросила Моника.
– Нет. Да. Не знаю.
– Кому ты рассказал о волшебнике?
– Детективу. Он пообещал, что ничего не скажет папе с мамой, и я ему все рассказал.
– Детективу Хатэуэю? – спросил я.
– Да, точно. И он сдержал обещание. Никогда не говорил, что во всем виноват я. Он сказал, что найдет волшебника, но так и не смог это сделать.
– Хорошо, Ричард, – сказал я. – Думаю, достаточно.
– Это все? – спросил он.
– Это все. Спасибо.
Он посмотрел на Монику, и на его лице отразился отчаянный страх.
– Ты расскажешь об этом маме?
– О, дорогой, – сказала она, утирая слезы. – Тебе было всего девять лет.