– Чудесно. Я буду ждать вашего визита.
* * *
Его звали Сэмюель Гликштейн. Конечно же, он был евреем, и в этом определенно заключалась значительная часть насмешки миссис Лекомт. Она все еще жила понятиями старой Филадельфии, где быть евреем считалось непристойным; с работы не выгоняли, но все же… «Да вы настоящий Сэмми Глик». Маленький шмок Гликштейн из Нижнего Вест-Сайда, рассыльный в вымышленном издательстве «Нью-Йорк рекорд». «Он постоянно бегал, – сообщает рассказчик. – Всегда выглядел голодным». Сэмми Глик.
Роман «Что движет Сэмми» Бадда Шульберга вышел в свет в 1941 году. Это тот самый Шульберг, что в пятидесятых годах опубликовал роман «В порту», дабы оправдаться перед подкомиссией Маккарти, которую назвал «антиамериканской». «Я мог бы стать известным и богатым. Мог стать победителем». Сомнительные делишки помогли Сэмми Глику пробиться в высшее общество, а Бадда Шульберга сделали богатым.
Поджидая Серену Чикос в отеле, я следил за стремительным полетом Сэмми от посыльного до обозревателя, от обозревателя до голливудского сценариста, от сценариста до продюсера и главы киностудии, женатого на богатой рыжеволосой красавице. Вот так, приятель. Конечно, ему пришлось переступить границы, отдавить немало мозолей, приписать себе несколько чужих сценариев и разогнать профсоюз, но все, что он совершил на протяжении повествования, не сильно отличалось от того, что обычный конгрессмен проворачивает перед завтраком.
Роман меня встревожил. Проблема была не в том, что я идентифицировал себя с Сэмми Гликом, а в том, что я не поступал так, как он. Всю свою жизнь я мечтал совершить безжалостный путь к богатству и успеху, не говоря уже о рыжеволосой красавице. Но не смог. Я всегда давал слабину там, где Сэмми Глик проявлял стальную волю. Если в моей жизни существовало проклятие, то оно заключалось в том, что я был не в состоянии взять от жизни то, чего хотел. Все исторические личности имели стальные души Сэмми Глика. Если думаете, что Ганди был слабаком, то, значит, вы никогда не пробовали накормить его сандвичем с ветчиной.
Я вспомнил о кучке золота и драгоценных камней в ящике письменного стола. Лавендер Хилл предлагал гораздо больший гонорар. Я должен был убедить Чарли или передать Рембрандта Фонду и вернуться к матери, или продать картину и удалиться в далекие края. А я, вместо того чтобы сделать правильный выбор, ударился в донкихотство, принялся бесплатно разматывать клубок событий, произошедших около тридцати лет назад. И как меня после этого назвать? Романтическим болваном, не иначе. Я очень остро осознавал свою глупость, когда читал о восхождении Сэмми Глика по голливудской лестнице успеха, которое никогда не повторю.