– Я всегда восхищался Джонни. Вряд ли кто-то другой выглядел столь привлекательно в черной вязаной шапочке, но ему это удавалось без усилий.
– Возможно, после публикации моей статьи вы могли бы просить такие же гонорары, как он.
– Теперь вы взываете к моей душераздирающей жажде славы и моей продажности.
– Ну и как, успешно?
– Могу я задать вам вопрос? О человеке, с которым вы встретились в моем офисе. Вы его знаете?
– Этого гнома? Нет, слава Богу.
– Почему «слава Богу»?
– Разве вы не почувствовали, как он жесток? Я почувствовала. Я много встречала подобных типов. Чего он хотел?
– Он тоже апеллировал к моей продажности. Такая закономерность начинает меня расстраивать.
– Может быть, мне следует воззвать к чему-то другому?
– Ронда, вы делаете конкретное предложение?
– О, Виктор, не говорите глупости. Это всего лишь статья.
– Жаль.
– Я имела в виду, что, возможно, мне следует апеллировать к вашему милосердию. Я пытаюсь завоевать признание в редакции. Я поздно начала работать в этом бизнесе, а быть внештатным корреспондентом очень трудно. Редактор обещает взять меня в штат, если статья удастся. Для этого мне нужно поговорить с Чарли. Если можно, то лично, если нет, то по телефону. Пожалуйста, помогите мне пробиться наверх.
– У вас, Ронда, своя задача, а у меня своя.
Она мягко взяла меня под руку и чуть потянула на себя.
– Прошу вас, Виктор. Мне действительно это нужно.
Я остановился, повернулся к ней, увидел надежду в зеленых глазах и почувствовал боль, которая напугала меня, – боль желания. Ронда была репортером – формой жизни, более низкой, чем хорек и даже адвокат. Кроме того, у меня не было сомнений, что она пытается манипулировать мною в собственных целях, и тем не менее я почувствовал боль. Да, Ронда была хорошенькой, да, мне нравились ее развязные манеры, да, она не заискивала передо мной, что вызывало симпатию, и все равно я понимал, что мои чувства мало связаны с ее истинной сущностью, что мне их диктует мое жалкое вожделение.
Я чувствовал ту же боль при виде велосипедистки с длинными светлыми волосами, обутой в симпатичные розовые тапочки, которая спросила у меня дорогу. А перед этим – к тетке в короткой черной юбке, которую увидел на другой стороне улицы и которая нагнулась, чтобы завязать шнурки на массивных черных ботинках. Вне офиса во время обеденного перерыва я испытывал эту боль всякий раз, когда женщина проходила мимо меня. Та же боль, несомненно, побудила меня напиться до бесчувствия и вытатуировать на груди имя незнакомки.
Или я отличался дикой влюбчивостью и простодушием, или у меня были серьезные проблемы с психикой. К сожалению, о первом не могло быть и речи. А что касается второго…