Дураки даже в Сорбонне не нужны, даже проплаченные богатенькими родителями.
Третий день сопровождая Игната от подъезда дома, отслеживая его приятелей, с которыми он встречался в течение дня, и присматриваясь к его состоянию, Голованов уже совершенно точно мог сказать, что отоваривается парень либо в самой школе, где могла работать хорошо законспирированная группа мелких распространителей геры или тех же «колес», либо где-то на стороне, после уроков или вечером, когда еще отца не было дома, а мачеха занималась своими собственными делами. Голованов склонялся к «вечернему» варианту как к наиболее приемлемому, однако тот факт, что Игнат в это утро поехал в школу на мотороллере, который он оставил на парковке перед школой, заставил его насторожиться. Во-первых, зачем бы парню лишняя головная боль, если до школы всего лишь пятнадцать минут хода, а во-вторых…
Уж слишком возбужденно-нервным он показался Голованову, когда выкатывал во двор дома свою новенькую блестящую игрушку. Похоже, закончились домашние запасы, и он уже чувствовал себя как сатанеющий волк в загоне, которому во что бы то ни стало надо прорваться за флажки. Впрочем, до волка, конечно, этому щенку далеко, а вот насчет все усиливающейся зависимости и, возможно, даже исподволь накатывающей ломки, которую он, видимо, боясь отца, все еще пытается скрыть от окружающих, вот тут вполне вероятно, хотя и не факт.
Привыкший в свою армейскую бытность к многочасовым засадам, Голованов покосился на часы — до конца уроков оставалось не более получаса, — прикрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. И тут же, будто проклятая память давно поджидала этого момента, перед глазами застрекотали почти киношные кадры недельной давности, когда смерть прихватила своими лапками могутное сердце Агеева, и хирурги сделали все возможное и невозможное, чтобы вытащить Агеева уже с того света.
Агеев на тот момент вышел на особого опасного преступника, убийцу, который из-за своей ненависти к русским убил ни в чем неповинного парня, бывшего морского пехотинца, и теперь оставалось только взять его, но взять на очередной мокрухе, то есть в момент истины, и вот тогда-то Агеев и подставил самого себя.
…К одиннадцати вечера народу в ресторане набилось более чем предостаточно, а три столика даже были вынесены на эстрадную площадку, на которой незадолго до этого крутили «танец живота» аппетитные девахи, явно немосковского розлива. То ли Украина, то ли Молдавия, но скорее всего — Закарпатье. Агеев довольно легко вписался в компанию своих «коллег по работе», которые должны были устроить в этом ресторане проплаченное «шоу для богатых», с кровью и выбитыми челюстями, и Голованов мог слышать и видеть все, что происходило за соседним столиком, заставленным бутылками пива. И даже не смог удержаться от смеха, когда «папашку», то есть Филю Агеева, пригласила потанцевать одна из девчушек, которая по сценарию должна была изображать «массовку».