– Ма, разреши представить тебе, – сказал я, вырываясь из объятий Лешки. – Это мой преподаватель – тан Тюрон.
– Рад Вас приветствовать уважаемая Евгения Антоновна! – изысканно поклонился тан Тюрон.
Черт! Откуда он знает, как зовут мою маму? Я же никогда его на этот счет не просвещал!
– Рад, так же, лицезреть и Вас, уважаемы Петр Никитович, – самым непринужденным тоном обратился Тюрон к моему отцу, вышедшему в этот момент из комнаты.
– Очень приятно! – дипломатично отозвался мой папа, протягивая руку для рукопожатия.
– Мне тоже очень приятно! – вмешался Леха, беззастенчиво рассматривая гостя.
Слегка приподнятые брови Тюрона свидетельствовали о том, что он чем-то удивлен. Но чем? Для незнакомых людей, он выглядит нормально, но я-то, его уже хорошо знаю. Потом спрошу, в чем дело.
– Проходите же, проходите в квартиру! – засуетилась мама, – чего, спрашивается, на пороге стоять. Я сейчас, по-быстрому, что-нибудь приготовлю. Вы, наверное, устали и проголодались с дороги?
– Нет-нет! Что Вы, что Вы! – заторопился тан Тюрон. – Мы не устали и сыты. Разве что, чайку…? Мы бы не отказались. И чего это он за меня расписывается? Может, я не чаю, а кофе хочу.
За столом шла самая обыкновенная беседа. Ни о чем. Погода, природа, недолить ли Вам кипяточка? Эти дети – такие ныне…. А вот раньше – это да!
– Колька, а остальные где? – прошипел брат, ткнув в меня локтем.
– Там, – коротко ответил я, мотнув головой в сторону леса за окном комнаты.
– Может ну их, этих взрослых? Сбежим к твоим? – тоном провокатора предложил брат.
Я кинул невольный взгляд на тана Тюрона. Он очень внимательно наблюдал за моими родителями. Иногда он бросал пытливые взгляды и на Леху. Но делал Тюрон это так тактично и, как бы, ненароком, что это видел только я, да и то потому, что знал об этом.
– Тан Тюрон, – обратился я к нему, – мой брат хочет повидать ребят. Может, мы пойдем?
– Колька, как был ты невоспитанным, так таким олухом и остался! – сердито сказала мама. – Привел человека (знала бы она, какой это человек), а назад пусть он сам добирается? А если он заблудится (Гы!)? А если на него хулиганы нападут (Гы! Гы!)? Об этом твоя невоспитанная личность подумала?
– Евгения Антоновна, – непринужденно улыбнулся Тюрон, – я обладаю великолепной памятью, и заблудится, не могу, даже при всем желании. Хулиганы мне не страшны, а вот для хулиганов я страшен. И это не хвастовство, а факт. Я думаю, что Колин может идти. Я чуть позже приду.
– Вы там же остановились, где и всегда? – осведомился отец.
– Да.
– Тогда мы проводим вас, – решительно сказал папа.