Я пошел с адмиралом.
Не буду утверждать, будто на душе у меня было сплошное ликование, но хорошее волнение преобладало — это факт: на глазах стольких свидетелей на подвиг согласился; это вам не одно и то же, что взрываться во время обыкновенного траления.
Но и мы, и караван прошли благополучно.
— Понял, как сейчас действовать надо? — спросил Хорошкин, когда мы вывели караван на судовой ход.
Позднее (дня через три или четыре) адмирал преподал мне еще один урок, тоже врезавшийся в память на всю жизнь.
Тогда Хорошкин вызвал меня в Горный Балыклей, где, по словам местных жителей, две мины упали на берег и ушли в землю, но не взорвались, а третья — в реку точно по приверху острова и метрах в ста — ста пятидесяти от него. На Горный Балыклей базировался дивизион катеров-тральщиков капитан-лейтенанта А. Аржавкина. У него был свой дивизионный минер, однако адмирал вызвал меня — пришлось прибыть.
Разговор с адмиралом был более чем краток:
— Посмотри, что за штуки там упали, и уничтожь их.
Вот и все, что он сказал мне при встрече.
Действительно, на берегу зияли две дыры с такими ровными стенками, словно здесь кто-то специально занимался бурением. У некоторых немецких неконтактных мин на тот случай, если они упадут на берег или палубу корабля, были установлены специальные взрыватели, уничтожавшие мину в момент соприкосновения с землей или палубой корабля. Здесь взрыва не было. Может быть, взрыватель почему-то отказал? Нет, маловероятно, что немецкие летчики так здорово промазали: ведь почти в километре от реки эти дыры!
Да и корпус у мины не такой прочный, чтобы уцелеть после удара о землю, так что, скорее всего, это авиационные бомбы.
Так решил я сразу после внешнего осмотра отверстий, а когда, расширив одно из них и втиснувшись в него почти по пояс, нащупал обломившийся стабилизатор, и вовсе убедился в правильности своей догадки. А дальше все было просто: выставили оцепление, на жердях опустили в отверстия заряды и взрывом их вызвали детонацию бомб.
— А с той штукой, что в реку упала, справиться не попробуешь? — спросил адмирал.
Я взял на полуглиссер четыре малых глубинных бомбы и показал мотористу, каким курсом ему следует вести наш катер.
И на этот раз счастье было на моей стороне: от взрыва одной из малых глубинных бомб сдетонировала авиационная бомба (или все же мина?) килограммов на пятьсот. Так что к дебаркадеру мы возвращались победителями. Но — странное дело! — адмирал теперь будто не замечал меня, даже слова похвалы не обронил. Я, конечно, обиделся.
С наступлением темноты над нами загнусавили немецкие самолеты. Нет, они еще не бомбили, не обстреливали нас, они еще только высматривали жертву, однако настроение у нас сразу упало, так как в то время мы еще не имели аи зенитных пулеметов, ни автоматических пушек. Например, на катере-тральщике Мараговского, где я теперь размещался, был установлен на треногу только один немецкий станковый пулемет образца 1914 года, обладавший способностью даже при малейшем угле возвышения бить лишь одиночными выстрелами и сразу же давать перекос; а на некоторых катерах-тральщиках было лишь по одному ручному пулемету. Много ли с таким оружием навоюешь против «юнкерсов» и «мессершмиттов»?